Шрифт:
– А Повзло - от водителя. У Андрея Викторовича что-то джип забарахлил, и он поехал на радио на редакционной "Ниве". А водитель, копаясь в его джипе, обнаружил в багажнике растерзанные бабские шмотки.
Я почувствовала, что начинаю краснеть.
– И?..
– И... Ты же знаешь нашего водилу... Трепло кукурузное! Он в Агентстве всем и разболтал.
Про изодранную грейдером одежду на пляже я совсем забыла. Оставалась только надежда, что по грязным тряпкам трудно будет определить их принадлежность конкретному человеку.
Правда, на маечку в то утро я прикрепила маленького серебряного Тельца - мой знак зодиака, подаренный Агеевой. Но невнимательный, хоть и болтливый водитель мог его не заметить. Или - не узнать. Хоть бы...
– Света,- вдруг невпопад сказала Нонна,- а тебе Зудинцев - как?
– В каком смысле?
– Ну... Как мужчина...
– Я же с ним не была, как женщина. А ты - что?..
Нонна порозовела и стала совсем хорошенькой.
– Ну и правильно! Вот и молодец,- поддержала я ее.- Лето наступает, дети на даче в Выборге...
А Георгий Михайлович, по-моему,- ничего себе мужичок! Ты только не теряйся.
***
Вечером ко мне заскочила Василиса: мы должны были обменяться информацией по "делу об императорском пингвине".
– Света, Полярников чист! Я только что от него. Мы два часа говорили. Какой он все-таки замечательный человек, сколько для города делает. И Иманта, естественно, не знает. Еще удивился, что бывают такие странные фамилии. Ты, наверное, права: похоже, что это все-таки Имант. Что ты про него узнала?
Что я узнала про Бориса? О, я многое могла бы рассказать Ваське о нем.
О его тонких смуглых пальцах, на которых вечерами таинственно пляшут блики свечей. О его бездонных очах.
О мужественном подбородке с ямочкой, как у Спартака...
Я уже почувствовала знакомую слабость в ногах, когда запел мой мобильник. И тогда ослабли и мои пальцы, потому что отдаленным нарастающим громом в телефонной трубке раздался голос Бориса: "Светлана, мне не дождаться завтрашнего вечера. Может быть... если это кардинально не меняет ваши планы... мы могли бы увидеться сегодня?"
У меня перехватило дыхание. На меня вопросительно смотрела Васька.
Подруга моя милая, еще немного и я возненавижу тебя!
– Нет. Я не могу сегодня. Совсем не могу. До завтра!..
Я поспешно, чтобы не передумать, нажала клавишу отбоя.
– Кто это был? Обнорский?- лукаво спросила Василиса. Естественно, Васька была единственной, кому я рассказала о веселой интрижке на пляже.
– Нет, не Обнорский.
Как я хочу видеть Бориса!..
Кстати, а почему это мне не звонит Обнорский?..
***
Утром мне показалось, что на меня как-то по-особому, с повышенным любопытством, посмотрела Агеева.
– Выглядишь сегодня - на миллион долларов,- проворковала она, поправляя мне бретельку на новом сарафане.
– А всегда - на рубль?- парировала я. В дни повышенной медоточивости Агееву побаивалась даже я.
– Ну колись, колючка!- Марина не обратила внимания на мой выпад.Небось нового мужичка подцепила? Кто он? Каков собой?
– Хорош, как Аполлон,- честно сказала я, вспомнив Бориса.
– Так уж и как Аполлон?- подколола Агеева.
– Чистой воды - Бог! Но самое главное - голос. Знаешь, я когда слышу его голос - просто таю.
– Голос?- хмыкнула Марина.- Ну да, пока не рявкнет, пока не рыкнет.
– А чего это он на меня рыкать должен?- удивилась я.
– Ну, милая, не ты - первая, не ты - последняя.
– Все, что до меня - не считается,- отрезала я, направляясь в свой кабинет.
– А после тебя - хоть потоп!- не сдавалась Агеева.- Кстати, Света, а ты почему перестала носить моего Тельца?
– Серебро к рыжему сарафану не подходит.
***
– Ну что нового на планерке было?- спросила я Соболина, только что вернувшегося с ежепятничных посиделок у начальства.
– Не планерка, а сплошной дурдом!- махнул рукой Вовка.
– Боги на Олимпе гневаются?
– Не то слово. Сплошной ор и крик.
– Кто - на кого?
– Да на этот раз вдруг сцепились Обнорский с Лукошкиной. Анька вопила, что ей надоело вечерами и ночами сидеть с текстами Спозаранника, что вечерами и ночами у нормального человека должна быть личная жизнь. Обнорский орал, что она не нормальный человек, а юрист "Пули" с ненормированным рабочим днем и что про ее личную жизнь знать ничего не хочет и вообще запрещает ей всякую личную жизнь.