– Сыворотка правды, – пояснил он.

– А вот это то, что нужно! – дал заключение доктор. – Напомни-ка мне свою фамилию, а то я не уверен…

– Капитан Доманский!

– Доманский! Конечно! – Он вызвал старшую медсестру, подтянутую, с красивым лицом, женщину лет сорока, и распорядился: – Определите капитана в тринадцатую палату. Оформите, как положено. Историю болезни, все…

– Диагноз? – спросила медсестра официально.

– Пищевое отравление. Ну, что-то такое.

Медсестра окинула вновь поступившего оценивающим взглядом.

– Что-то не похоже… Слишком здоровым выглядит, к тому же, красавец.

– Симптомы, Лариса Ивановна, скрытые, но явные. Понятно?

– Ага, понятно. Как лечим? Промывание делать будем?

– Не стоит пока, пожалуй, а там поглядим. А вот капельницу поставьте.

– Зачем мне капельница? – попытался вклиниться в обсуждение своего лечения Доманский.

– Положено капельницу при отравлении, Саша. Всего лишь физраствор, вреда от него никакого, одна польза. Давай, устраивайся. Генералу я сам позвоню. Наверняка появится ближе к вечеру.

– Пошли, красавец, – как родному улыбнулась медсестра капитану.

– Лариса! – окликнул ее возле двери Полищук. Когда женщина вернулась, он сказал ей вполголоса. – Капитан мой хороший знакомый, и, к тому же, друг моего брата. Ты пригляди за ним, пока он здесь, ладно? Ну, ты понимаешь?

– Да все понятно, Анатолий Васильевич, – усмехнулась Лариса Ивановна. – Без присмотра не останется.

Как и предполагал начальник терапевтического отделения, Эдуард Витальевич Голованов почтил своим визитом капитана Доманского около девятнадцати тридцати. Он вошел в палату стремительно, так что седые волосы и полы накинутого на плечи белого халата развевались потоками встречного воздуха. На сгибе левой руки он держал бумажный сверток с таким видом, будто это дама, которую он имеет честь сопровождать все равно куда. Свита, состоявшая из дежурной смены госпиталя, отставала шагов на пять. Палата была совсем небольшой, одноместной, войдя, Эдуард Витальевич Голованов оглянулся, и свита замерла у распахнутых дверей.

– Ну, что это ты еще удумал? – спросил он у Александра притворно грубоватым тоном, отчего тот тут же почувствовал угрызения совести, что решился на обман.

– Да вот, – промямлил. – Схватил что-то на бегу, у метро.

– Эх, молодежь! – сокрушенно воскликнул генерал. – Учи вас, не жрать что попало, учи – и все одно будете жрать, и будете страдать. Я, помню, в молодости, тоже все время брюхом маялся, пока не женился. Запомни, кухня – самый важный элемент жизни мужчины. Не сможешь наладить себе нормальную кухню, считай, ничего в жизни не добьешься. Можешь даже не пытаться. И я вот думаю, надо было давно тебя к нам на обеды определить. Мы не обеднеем, а тебе польза несомненная. Подумаем, подумаем. С хозяйкой посоветуюсь и решу. А пока, на вот тебе, генеральского бальзама. От него тебе точно легче станет, что называется, на себе испытано.

И Эдуард Витальевич вручил капитану сверток, в котором что-то подозрительно булькнуло.

– О! – отозвался у дверей подполковник Полищук. – То, что доктор прописал.

Генерал оглянулся на него с улыбкой, кивнул одобрительно.

– Жаль, что так получилось, – сказал он, снова обращаясь к Александру. – Тамара, как узнала, что тебя не будет, тут же упорхнула. Где-то они там своей кампанией собираются.

– Я вам говорил!

– А, ерунда все! Слушай меня, и все будет, как надо. И все будет хорошо. Ладно, не могу дольше оставаться. Выздоравливай! И с Новым годом!

Когда генерал убыл, в палате осталась Лариса Ивановна. Подойдя к Сан Санычу, она поправила ему подушку, хотя особой нужды в том не было.

– Так вы, значит, зять нашего генерала, правильно? – полюбопытствовала она.

– Боже упаси! – открестился капитан.

– Почему? – искренно удивилась медсестра. – Генерал Голованов хороший человек, насколько я знаю. Да и дочка у него, тоже, вполне. В медучилище учится.

– Я рад за них. И за нас рад.

– Вот за радость и следует отведать генеральского бальзама! Он всем на пользу пойдет и радость нашу преумножит!

– Конечно, конечно! – согласился с умной женщиной Сан Саныч. – Не стесняйтесь. – Когда он передавал ей сверток, в нем снова булькнуло, на этот раз не подозрительно, скорей, заговорщически.

– Да мы не стесняемся обычно, – успокоила его Лариса Ивановна. Она достала из пакета пузатую бутылку виски и внимательно изучала этикетку. – Двадцать пять лет выдержки! – сообщила. – Я так и знала. Так что, мы не стесняемся. Иной раз нас еще урезонивать приходится.

– И сейчас, как я понимаю, именно тот случай?

– Именно. Будешь?

– И рад бы, да мне нельзя. Я под капельницей. – Доманский указал на иглу в сгибе руки. – Разве что, внутривенно.

– Ах, да. Так это мы сейчас решим.

– О! – удивился доктор Полищук. Он как раз заглянул в тринадцатую палату. – А разве еще капает? Вроде, давно должно было закончиться? Нет? Странно. Ну, пусть докапает уже, не переводить же препарат.

– А дальше? – спросила медсестра.

– И хватит пока.

– А генеральский бальзам?

– Ну, это ему сам бог велел принимать. Но только перорально. И, Лариса Ивановна, убедительно вас прошу, проследите, чтобы пациент соблюдал постельный режим.