Я покорно вздыхаю.

— Как бы то ни было, — говорю я ей категорично. — Из этого нет выхода, София. По крайней мере, такого, который ты бы выбрала.

А затем, не говоря больше ни слова, я поворачиваюсь на каблуках и выхожу из комнаты.

СОФИЯ

В тот момент, когда Лука выходит из комнаты, я опускаюсь на диван, изо всех сил стараясь не разрыдаться. Несмотря на всю мою браваду, я в ужасе. Все, что произошло сегодня вечером: употребление наркотиков, похищение, пробуждение в гостиничном номере только для того, чтобы застрять в шкафу во время перестрелки, потеря сознания только для того, чтобы очнуться в другой незнакомой комнате… а потом мне говорят, что я должна выйти замуж за этого незнакомого мужчину. Это слишком. Это шокирует меня, и я зажимаю рот рукой, отчаянно пытаясь дышать, не плакать, но ничего не могу с этим поделать. Слишком многое произошло, слишком многое изменилось, и я чувствую, как слезы начинают стекать по моим щекам. Мгновение спустя я закрываю лицо руками, мои плечи сотрясаются от глубоких, сокрушительных рыданий, которые угрожают довести меня до истерики.

Где-то в середине я слышу слабый звуковой сигнал, похожий на пожарную сигнализацию, и, подняв глаза, вижу красный огонек, мигающий рядом с входной дверью. Мгновение спустя появляется еще один, чуть дальше.

Черт.

Он установил сигнализацию, как и обещал. Я заперта в этой роскошной крепости пентхауса с мужчиной, который с таким же успехом может быть моим тюремщиком. Мужчина, который утверждает, что я должна выйти за него замуж, иначе… Я не знаю, что может означать его "иначе", но ничто из того, что я видела или слышала сегодня вечером, не заставляет меня думать, что это было бы что-то хорошее. Я определенно не думаю, что это включало бы возвращение в мою старую квартиру или мою старую жизнь. И мысль об этом приводит меня в ужас.

Зачем ты сделал это со мной, папа? Я подавляю очередной всхлип, голос в моей голове, голос грустной, испуганной двенадцатилетней девочки. Я чувствую, что снова теряю его, потому что человек, которого я знала, тот, кто кружил меня по кругу и от которого пахло ванильным табаком, тот, кто приносил мне книги и слушал, как я играю на скрипке еще до того, как я научилась этому, не поступил бы так со мной. Он бы не заставил меня выйти замуж за человека, которого я даже не знаю, человека, стоящего во главе той же организации, которая стала причиной его смерти, которая угрожала моей матери и все такое, и, безусловно, свела ее в могилу раньше времени.

— Он бы так сделал, если бы это был единственный способ обезопасить тебя, — слышу я шепот тонкого голоса в моей голове, но я не хочу в это верить. Я не хочу верить, что другого выбора нет. До сегодняшнего вечера я даже не знала, что Братва существует. Я ничего этого не знала, и я не могу поверить, что все это время эта призрачная судьба просто ждала меня. Что я жила по плану жизни, которой никогда не суждено было состояться.

Я хочу перестать плакать, быть сильной и жизнерадостной женщиной, какой, я знаю, хотел бы видеть меня мой отец, но я не могу. Я чувствую себя преданной, беспомощной, совершенно растерянной относительно того, что делать и, прежде всего, истощенной настолько, что мое избитое тело не может справиться. И вот, со слезами, все еще текущими по моему лицу, я рушусь на диван, сворачиваюсь в клубок и крепко закрываю глаза.

Может быть, когда я проснусь, все это окажется ужасным сном.

* * *

Уже почти рассвело, когда меня будит рука на моем плече. Я вижу полоску слегка сереющего неба за окном от пола до потолка в гостиной Луки, а затем, вздрогнув, сажусь, адреналин наполняет мое тело, когда я с замиранием в животе понимаю, что все это не было сном. Я все еще в пентхаусе Луки Романо. Все, что произошло прошлой ночью, было реальным.

— София.

Я резко оборачиваюсь на звук голоса Аны. Она сидит рядом со мной на диване, ее руки на коленях. Ее лицо выглядит осунувшимся, усталым и бледным, и я понимаю, что это она меня разбудила.

— Что ты здесь делаешь? — Пораженно спрашиваю я. — Как ты…?

Ана устало улыбается.

— Лука позвонил мне.

— Лука, как он узнал…

— София, Лука знает все и каждого в этом городе. — Ана протягивает руку, нежно похлопывая меня по руке. — Давай. Должен быть способ приготовить кофе, если мы сможем найти кухню.

Я следую за ней, словно в оцепенении, оглядываясь в поисках любого признака присутствия Луки. Но он не появляется, когда мы заходим на просторную кухню, и я позволяю себе немного расслабиться, наконец-то осматриваясь без его удушающего присутствия.

Кухня такая же большая, как половина нашей квартиры, и сверкает чистотой, как будто ею никто никогда на самом деле не пользуется. Скорее всего, он этого не делает, мрачно думаю я. Вероятно, он ходит куда-нибудь на каждый прием пищи или у него есть личный шеф-повар. Никто с такими деньгами не готовит себе еду самостоятельно.

Вся комната такая же роскошная и элегантная, как спальня, в которой я проснулась прошлой ночью, после того как Лука забрал меня из гостиничного номера. Все столешницы выполнены из гладкого черного гранита, пол выложен полированной белой мраморной плиткой, а приборы выполнены из блестящей стали, отполированной до блеска. Шкафы из твердой древесины, обшитые железом, а островок из темной древесины с блестящей столешницей из черного гранита. Я вижу здесь мужскую тему.

Достаточно секунды, чтобы мельком увидеть смехотворно сложную и дорого выглядящую кофеварку рядом с эспрессо-машиной, которая выглядит такой же дорогой и неиспользуемой. Ана корчит рожицу, когда тычет в них пальцем, вглядываясь в циферблаты.

— Я не знаю, как всем этим пользоваться, — признается она. — Разве этот человек не может просто пить гребаный Кронинг?

— Нет, — устало говорю я, опускаясь на стул. — Очевидно, он богаче Бога. — После еще нескольких минут наблюдения за тем, как Ана пытается разобраться с кофеваркой, я вздыхаю. — Ана, пожалуйста. Я даже не хочу кофе. Я просто хочу домой.