Утром он внимательно прочитал в газете отчёт о закончившемся чемпионате и узнал, что борцы сегодня отбывают в Вологду. Значит и Татауров отправился с ними в поисках лёгкого заработка. Сейчас ищи ветра в поле. И вещи оставил… Впрочем, какие вещи? Один саквояж, гружённый галькой, от которого он так давно хотел избавиться…

К столику подошёл татауровский партнёр по бильярду, спросил:

— Ивана опять нет?

— Нет, — коротко ответил ему Верзилин.

Поднявшись к себе, он позвонил коридорному и попросил на завтра заказать билет до Петербурга.

— Хорошо-с, — сказал старик, но через минуту вернулся, сообщил, что поезд на Петербург идёт только послезавтра.

— Давайте на послезавтра.

Весь день он гулял по городу, думал. И вдруг неожиданно решил, что за этот год он стал слишком впечатлительным, — любой пустяк его выводит из душевного равновесия… И всё из–за людей, которые и гроша ломаного не стоят. Из–за Вогау, из–за Мальты, из–за Ивана… Точка! Теперь всё это позади.

Он зашёл в магазин и купил коробку папирос с велосипедистом на крышке. Закурил, но закашлялся и выбросил окурок. И как ни странно, совсем больше не вспоминал о Татаурове, будто разом вычеркнул его из сердца.

О Татаурове на следующее утро напомнил бильярдист. Встав перед ним в своём распахнутом голубом пиджачке, в обтянувших жирные ноги узких клетчатых брючках, опираясь на кий, он сообщил:

— А я вчера вашего Ивана чуть не разложил. Не рассказывал он вам?

Глядя на его небритую пухлую морду, Верзилин спросил:

— Как — разложил?

— В бильярд, конечно.

— Когда? Вчера? — удивился Верзилин.

— Вчера. Вечером… Сегодня он, небось, и носа не кажет.

Верзилин собрал корочкой соус, не торопясь прожевал и произнёс холодно:

— И кто же у вас всё–таки оказался сильнее?

— Иван. Но и его разложили. Дюперрен, арбитр из цирка. Он всех вчера в Александровском на веранде обошёл.

— А-а, — сказал Верзилин. — А во сколько там бильярдная открывается?

— В шесть… Так скажите Ивану, чтоб спустился. Для реванша.

Он отошёл к бильярду, наклонившись, крякнув, с такой силой послал костяной шар в металлические щёчки лузы, что тот затрепетал в них изнемождённо и тяжело упал в сетку.

Верзилин вытащил большие часы. Было около двенадцати. Итак, он всё–таки отыщет Татаурова…

В четыре часа он пошёл в сад. Вдоль высокой чугунной решётки пышно расцветала сирень. Какой же нежный запах она источала!

Сад был густой. Песчаная дорожка упиралась в белую круглую ротонду, перед которой был устроен фонтан — вытянувшийся лебедь выбрасывал ввысь тонкую струйку воды, и она, падая, разбивалась о замшелые камни. В чистой воде резервуара виднелись разноцветные лампочки — по вечерам фонтан, видимо, подсвечивали огнями. Внизу, у забора, доцветала черёмуха. В поисках бильярдной Верзилин исколесил весь сад, прошёлся даже по тропинкам, заросшим крапивой и лопухами. От нечего делать зашёл в ресторан. Пахло кофе и жареным луком. Есть не хотелось, тем более не хотелось пить. Однако он заказал порцию бефстроганова.

Разглядывая однообразные этикетки водок на полках буфета, пошутил:

— Бутылку коньяка «Мартель», литерного.

— Не держим-с, — ответил официант.

— Тогда — «Луи — Редерер».

— Никак нет-с.

— «Кордон–руж»? «Кристаль?» — со вкусом произносил Верзилин марки вин, о которых знал лишь понаслышке.

— Не держим-с.

— Бедно живёте. Этак и разориться можете — оттолкнёте посетителей. Что ж человеку делать, который выпить хочет? Неужто и трёхзвёздочного коньяку нет?

— Нет-с.

— Несите бефстроганов.

— Одну минутку-с, готовят.

За окном виднелась не вошедшая в свои берега река; отражения белых облаков плыли по её глади. Вдали маячил серенький парус.

Из ресторана выскочил лохматый парень; на ходу одёргивая синюю рубашку в горошек, сверкая голыми пятками, помчался по аллее. Верзилин проводил его глазами, усмехнулся:

— Ишь, стрикулист.

— Чего прикажете?

— Стрикулист, говорю. Бегает здорово. Ему бы в состязаниях участвовать. Знаете — состязания?

— Никак нет-с.

— У вас на всё один ответ. Скучный вы какой–то. А посетители любят, чтобы с ними поговорили. Верно?

— Так точно-с.

— То–то.

«А что, если бы одно из вин у них оказалось? — подумал Верзилин. — Пришлось бы ведь расплачиваться… Хороши шуточки».

Но неожиданно лохматая голова стрикулиста появилась над забором, парень тяжело перевалился прямо в крапиву, вскочил, распахнул дверь ресторана, официант бросился к нему — и перед Верзилиным оказалась бутылка коньяку.