— Как? Иринка?

— Она самая.

— Странно. Никогда от нее не ожидал. Казалось, такая разумная, серьезная... — говорил Правоторов, наскоро подбирая слова утешения, не зная, как тут быть, чем утешить.

— Сразу, через три недели, как приехали. Квартиры не было. Я тогда еще не был главным. Все время в разъездах — мой участок был разбросан на сорок километров в округе. Да не в этом дело — сейчас мое хозяйство на двести километров растянулось — этакое государство Люксембург. Жили у какой-то бабки, рядом с поросенком. Пристала: уедем да уедем. А как я уеду, если только дела принял? Надулась. Говорит: поеду у матери поживу, пока квартиру не получишь. Ну, уехала. А через месяц — письмо: жизнь, мол, совсем не та, о которой я мечтала, грязь, серость, чувства, мол, в этой серости тускнеют, и так далее в том же смысле, и не пора ли, мол, пока не поздно, нам одуматься и разойтись по-хорошему? Я, конечно, эту нуду тянуть не стал, написал ей сентиментаальное, знаешь, такое письмо: так и так, мол, извини, что наследил грязными ногами в твоей чистой жизни, извини за то, что приняла меня не за того, виноват, мол, полностью я сам, голову, мол, задурил тебе по молодсти, по глупости. Не стал ей портить кровь — я человек не гордый.

Он прикурил новую папиросу от окурка.

— А может, зря? — сказал Правоторов.

— Что зря?

— Да написал-то.

— Да нет, не зря. Все правильно, в общем... Вот так. Как в море корабли. Ну что с ней было делать? Два года всего и прожили. И не знаю даже, всерьез ли было? Тоскливо, конечно, но больше меня к ней не тянет — отрезал... Ну, а ты как?

— Что я? — пожал плечами Правоторов. — У нас с женой свои проблемы.

— В общем, помотался я так лето, Серега, и понял: нужна мне женщина. Женщина, понимаешь?

— Что ж тут не понять? Всем нужны женщины. Ты парень здоровый.

— Да нет, Сергей, я не то...

— Ты объясни, я пойму.

— И объясню... Вот ты женат, живешь спокойно и думаешь, что холостому нужна просто баба. Думаешь ведь? Все так думают. А мне, понимаешь, не баба нужна, не для постели, не для удобства. Не знаю, как объяснить. Я, Серега, человек простой... Знаю, у вас там с женой все что-то сложно, запутано, условности разные, а я понимаю супружескую жизнь так: прихожу я домой усталый, издерганный, злой даже, может быть, а она прикасается ко мне, всего лишь ладонью к моей щеке, и все как рукой снимет. Пусть грязи не боится, пусть даже сапоги с меня не побрезгует стащить, когда я уже не в силах. Ничего мне больше от нее не надо. Но уж и я ее хранить буду пуще глаза. На руках унесу хоть на край света. Веришь — нет, на престол бы посадил, как богиню или царицу, и по гроб благодарен был бы только за то, что она есть.

— Ну, таких нету, — усмехнулся Правоторов.

— Есть, Серега! — убежденно сказал Моргунов.

— Одурел ты, смотрю, там от тоски и выдумал такую.

— Не-ет, есть одна. Наверное, каждый день мимо тебя ходит, а ты и не замечал.

— А ну-ка — кто?

— Может, и знаешь. В заводоуправлении работает, в производственном отделе. Как бы тебе ее обрисовать? Высокая такая, худенькая, волосы светлые, Аннушкой зовут.

Правоторов заинтересовался. Он стал представлять себе всех женщин заводоуправления, которых помнил в лицо. Много он представил себе лиц — юных, и молодых, и не совсем молодых, — что примелькались ему в коридорах заводоуправления и в столовой за то время, что он работал на территории завода, но той, что могла быть рядом с Моргуновым, он представить себе не мог.

— Мне надо увидеть ее сегодня. Все сказать. Пошли со мной?

— Да ты что! — улыбнулся Правоторов. — При чем здесь я? О таких вещах говорят без свидетелей.

— Это верно, — вздохнул Моргунов. — Но у меня такой характер — не могу без свидетелей, не могу шепотом. Мне обязательно громко надо, чтобы кругом люди, чтоб как праздник было, чтоб кругом болтали, шутили, смеялись!

— Послушай, ну что я-то там буду делать? — с легким раздражением спросил Правоторов и пожал плечами. — Я не шутник.

— Ну выручи, а? Будь другом.

Пока шли, Моргунов жаловался на судьбу, рассказывал про свою работу, про районный поселок, в котором живет. Правоторов слушал, а сам все старался представить себе эту Аннушку, к которой сейчас шли, чувствовал себя неловко и втайне надеялся, что все обернется шуткой, в стиле Моргунова — он это умел.

Моргунов первым вошел в производственный отдел и крикнул:

— Привет труженицам околопроизводственного отдела! Сегодня я без шоколада — шоколад за мной!

В просторной комнате сидели за столами четыре женщины. Начальника отдела не было. Женщины оживились. У Правоторова отлегло — Моргунов умел обойтись с ними, и сегодня он был в ударе. Между тем Моргунов заломил шляпу и принялся целовать всех по очереди. Начался хохот, возгласы. И тут Правоторов увидел ее — верней, просто догадался: она сидела у окна за столом, но сразу отодвинулась, повернула к нему голову и насторожилась. Тонкое лицо, тонкие брови, зеленые глаза смотрят спокойно. Не красавица. Правоторов конечно же часто ее видел — только теперь он вспомнил. И теперь он понял: а ведь и в самом деле хороша! «Высмотрел же!» Улыбнулся он про себя, одобряя Моргунова.

Моргунов тем временем поцеловал сухую старуху в очках, потом чмокнул в дряблую щеку пожилую женщину — та лениво отмахнулась: «Ах ну тебя, Алексей, ты колючий» — и подбирался теперь к девушке, что сидела рядом с Аней, но девушка подняла со стола увесистую книгу, какой-то справочник, замахнулась им и сказала со смехом: «Проходи, проходи мимо, подаем по субботам», но Алексей примерился, выдернул у нее книгу и, изловчившись, расцеловал.

— А Анечке — особый! — он подошел к ней, бережно поцеловал в щеку, с грохотом придвинул стул, сел напротив, заглянул ей в глаза.