Шрифт:
— Ты знаешь, кто она такая?
— Захара?
Он посмотрел поверх меня на серый рассвет и чаек, которые ныряли вниз на причалы, усеянные рыбой.
Мой рот никак не мог выговорить правильные слова. Наконец, я сказала:
— Твоя родная мать была её сестрой.
Саалим метнул взгляд в мою сторону.
— Этого не может быть.
Я рассказала ему всё. Его руки на моём теле превратились в камни.
— Всё это кажется мне очень печальным, — сказала я после долгой тишины. — Неужели кто-то может ненавидеть себя так сильно, что готов уничтожить каждого в своём окружении. Сабра была такой. Сначала я ненавидела её за это. Но теперь, когда она мертва, я понимаю, что всё, что я презирала в ней, она презирала в себе ещё больше.
— Жаль, что я не могу сказать того же о Касыме, — Саалим сжал моё бедро. — Но это не имеет значения. Как и Касым с Захарой.
— Как быстро прошёл твой гнев, — сказала я.
Он кивнул.
— Захара не понимает, что, если бы она оставила меня править в отсутствии отца, я бы уничтожил Алмулихи своими собственными руками. Сделав меня джинном, она многому меня научила: боли, которую испытывает раб; тому, как мыслит тиран; и тому, насколько распространена слабость.
Он посмотрел на меня.
— Я стану хорошим правителем после всего того времени, что я провёл в качестве джинна. Я стану хорошим правителем вместе с тобой.
Я погладила его запястье пальцами и вспомнила о том, каким тёплым был браслет, надетый когда-то на него.
Наконец, Саалим спросил:
— Что будем делать с Захарой?
— Если Эдала оказалась права, то Захара теперь единственная, кто связывает нас с Мазирой. Думаю, что у Захары не осталось выбора. Магия не доводит до добра.
— Я согласен. Её надо уничтожить.
Я рассказала ему о своём плане.
— Я поговорю с Нассаром, и мы всё уладим.
Прижавшись губами к моему лбу, он встал с кровати, оделся и заставил меня пообещать ему, что я найду его в обед.
— Я расскажу ему о нас.
Мотыльки замахали крыльями. «О нас».
***
Несмотря на то, что город не изменился, он казался теперь другим. Я шла по улицам и точно в первый раз смотрела на людей, дома, магазины. Скоро я буду заботиться о них так же, как Саалим. Скоро я стану их королевой.
Но пока я наслаждалась анонимностью и свободой.
Байтахира чудесным образом сохранилась после пожара, который устроил Касым, и наводнения, учинённого Эдалой. Не считая копоти, которую оставило пламя, и пары куч промокшей мебели, байтахира выглядела как прежде. Эдала многое починила перед смертью.
Джальса тадхат выглядел точно так, как я и предполагала: тихим и безлюдным. Когда я распахнула дверь, я была удивлена, увидев, что центральное помещение было подметено, а вместо песка, костра и подушек появился стол со стульями. Многие из тех, кто сидели за столом, повернулись в мою сторону.
Одхам отодвинулся от стола и подошёл ко мне.
— Мы закрыты.
Он как будто не узнал меня, и я была этому рада.
— Я ищу Фироза.
Одхам отошёл в сторону и указал себе за спину.
— Эмель, — произнёс человек, которого я едва узнала, вставший из-за стола.
— Фироз?
Я не могла в это поверить. Его волосы были покрыты тюрбаном, лицо умыто, борода подстрижена. Он выглядел отдохнувшим и, судя по голосу, был трезв. Это был не тот Фироз, окутанный туманом магии и алкоголя, которого я не так давно видела на улице.
— Что же это такое? — я подергала его за мягкую тунику. — Твоей матери совершенно не на что жаловаться!
Его взгляд смягчился, и он рассмеялся. Извинившись перед присутствующими, он повёл меня наверх. Но не к себе в комнату, как я ожидала. Он повёл меня на крышу.
— Ты уже была здесь? — сказал он удивлённо.
Когда я рассказала ему о том, как Рашид приводил меня сюда, он признался мне, что не помнил этого.
— После того арваха, — сказал он, — всё изменилось. Мы пытались достигнуть большего. Это ведь хорошие деньги. Но…
Он взмахнул пальцами в воздухе.
— Духи не появлялись. Никто из нас не мог понять, почему? То ли потому, что мы все чувствовали себя немного странно, то ли, потому что что-то изменилось.
У нас над головами начали рьяно кружить три чайки, думая, что у нас может быть для них еда. Интересно, почему затих джальса тадхат? Из-за потери джинна или си'лы?
— Я понял, что ты была права, — сказал Фироз.
Я накрутила прядь волос на палец, стараясь не злорадствовать. Ведь он извинился передо мной, как я того и хотела.