Шрифт:
* Ю. Н. Верченко в настоящее время - секретарь правления Союза писателей СССР. Тогда был зав. отделом культуры МК.
** В 1966 г. Ю. Верченко был директором издательства "Молодая Гвардия", которое выпустило мою книгу о Брехте.
*** См. "Ответ сталинцу".
ПРОЩАНИЕ С ПАРТИЕЙ
В бюро Свердловского РК КПСС
Первый секретарь РК тов. Б. В. Покаржевский задал мне 6 мая с. г. (по телефону) вопросы, на которые я отвечаю письменно, так как по состоянию здоровья не могу притти на бюро РК.
1. Осенью 1967 г. ко мне обратились товарищи из журнала "Тагебух", органа компартии Австрии, - в котором я и раньше сотрудничал, - с вопросом: что я думаю о появлении в некоторых советских журналах произведений, выражающих желание реставрировать культ Сталина. Австрийские товарищи писали, что эти публикации тревожат друзей СССР и служат аргументами для антисоветских и антикоммунистических пропагандистов, утверждающих, будто у нас происходит "реставрация культа" и будто коммунизм несовместим с демократией, с исторической правдой, с гуманизмом и т. п.
2. Такие вопросы я не мог оставить без ответа. Моя основная профессия - исследование прошлой и современной западной культуры (театра, литературы, искусства), главным образом, на материалах стран немецкого языка (ГДР, ФРГ, Австрии, Швейцарии), моя военная специальность - пропаганда среди войск и населения противника; и в ГДР и в ФРГ работают мои бывшие ученики, которым я в годы войны помог из солдат и офицеров гитлеровского вермахта превратиться в деятельных антифашистов. Некоторые из них стали коммунистами. Товарищам из "Тагебух" я написал подробное письмо, которое они и опубликовали.
3. На партийном собрании в Институте Истории Искусств 9 апреля в некоторых выступлениях извращался смысл этого письма. Мне приписывалось утверждение, будто у нас восстанавливается культ Сталина, тогда как в действительности я доказывал прямо противоположное - невозможность такого восстановления. Мне приписывались и нападки на писателя С. С. Смирнова, автора книг о героях Бреста, тогда как в вопросе "Тагебух" и в моем отчете речь идет о другом литераторе С. В. Смирнове - авторе поэмы, опубликованной в журнале "Москва" (будучи болен, я не присутствовал на собрании и узнал об этом только теперь).
Видимо, бюро РК получило также неправильную информацию, поскольку тов. Б. В. Покаржевский спрашивал меня об "интервью в западно-германской газете". Поэтому я прилагаю дословный перевод текста, опубликованного в январско-февральском номере австрийского коммунистического журнала "Тагебух". Считаю показательным, что до сих пор этот текст не был, насколько мне известно, перепечатан буржуазными газетами.
4. За все, что было высказано в этом письме, я и сегодня отвечаю полностью. Я убежден, что такой откровенный разговор, который ведется в нем с австрийскими товарищами, может быть только полезен и в любой другой аудитории. Суть этого разговора соответствует решениям 20 и 22-го съездов, подтвержденных решениями 23-го съезда и другими партийными документами. Напротив, попытки утаить и даже отрицать историческую правду, провозглашенную с трибун партийных съездов и запечатленную во многих неопровержимых документах и литературных свидетельствах, которые публиковались в течение 15 лет у нас и за рубежом, - могут лишь принести вред престижу партии и советского государства и делу социализма во всем мире.
5. По поводу обвинений, предъявленных мне в связи с письмом о процессе Галанскова, Гинзбурга и др., которые, якобы, используют враги, сообщаю:
а) Мое личное письмо, адресованное в секретариат ЦК, Верховный Совет, Генеральному Прокурору и адвокатам не было нигде опубликовано, ни оглашено по радио. Суть этого письма заключалась не столько в защите осужденных, сколько в критике таких обстоятельств дела, которые позволили использовать его нашим идеологическим противникам.
б) Я подписал также одно коллективное письмо Генеральному Прокурору, которое не было нигде ни оглашено, ни опубликовано.
6. Все, что я писал, отвечая австрийским товарищам, так же, как все, что я писал и говорил в статьях, книгах, научных работах, публичных выступлениях и письмах, обращенных в партийные и советские инстанции, определяется прежде всего моим сознанием гражданского и партийного долга, моей гражданской и партийной совестью.
Однако, сейчас я подвергаюсь незаслуженной и оскорбительной дискриминации. Так, например, в Институте Истории Искусств из подготовленных к печати коллективных сборников изымаются мои работы, уже обсужденные и утвержденные (например, статья о современных швейцарских драматургах Фрише и Дюренматте). Дирекция Института отказывает мне в отпуске, на котором настаивают врачи, хотя план моей научной работы перевыполнен, а состояние здоровья требует отъезда в санаторий.
7. Ввиду того, что я еще не оправился после резкого, продолжительного обострения болезни сердца, - которое было вызвано именно воздействием начавшейся "проработки", и мне необходимо продолжать лечение в санаторных условиях, я не могу присутствовать при обсуждении моего дела.
7 мая 1968 года.
Я не знаю, как секретарь райкома поступил с этим заявлением. Через две недели, 20 мая бюро райкома заочно исключило меня из партии. Это решение я не оспаривал и поэтому даже не пытался узнать, как оно было мотивировано.