Ружейные стволы нацелились точно на нас. Мне показалось, что они вдруг невероятно удлинились и почти уперлись в наши головы. И дело не в том, что у меня от страха случилась аберрация зрения. Просто я впервые понял, насколько длинные стволы у греческих ружей. Вскоре весь этот арсенал вывалился на дорогу, а вслед за ними показались ружейные приклады и их хозяева.

Различие между чертями и бандитами заключается лишь в том, что черти, что бы о них ни говорили, не так черны, как бандиты, а бандиты оказались более грязными, чем можно было предположить. Восемь обступивших нас мазуриков были до того грязны, что мне захотелось передать им все свои деньги с помощью каминных щипцов. Нужно было сильно постараться, чтобы понять, что когда-то их головные уборы были красного цвета, правда, никакая стирка не помогла бы восстановить изначальный цвет их одежды. Каждая скала королевства оставила свой

«Всем сесть на землю!»

след на их перкалевых юбках, а на куртках бандитов можно было разглядеть образцы всех почв, на которых им приходилось валяться. Руки, лица и даже усы у этих людей были красновато-серого цвета, такого же, как носившая их земля. Каждое животное выбирает себе расцветку в соответствии с окружающим ландшафтом и сложившимися привычками: гренландская лиса бела, как снег, львы окрашены в цвет пустыни, цвет куропаток сливается с цветом полевой борозды, а цвет греческих бандитов — с цветом большой дороги.

Предводитель захватившей нас банды внешне ничем не отличался от остальных разбойников. Разве что его лицо, руки и одежда были более густо посыпаны пылью, чем у его товарищей. Он склонился к нам всем своим тощим длинным телом и стал разглядывать с такого близкого расстояния, что мне почудилось, что он коснулся меня своими усищами. В тот момент он напоминал тигра, обнюхивающего добычу перед тем, как ее съесть. Удовлетворив свое любопытство, он сказал Димитрию:

«Выворачивай карманы!» Димитрий не заставил просить себя дважды. Он бросил на землю нож, кисет с табаком и три мексиканских пиастра, которые в сумме равнялись примерно шестнадцати франкам.

— Это все? — спросил бандит.

— Да, брат.

— Ты что, местный?

— Да, брат.

— Тогда забирай один пиастр. Тебе не следует возвращаться в город без денег.

Димитрий стал торговаться:

— Ты мог бы оставить мне два пиастра, — сказал он. — У меня внизу две лошади. Я взял их напрокат в манеже и должен внести дневную плату.

— Объяснишь Циммерману, что мы забрали твои деньги.

— А если он все-таки потребует плату?

— Пусть скажет спасибо за то, что вообще получил лошадей обратно.

— Он и так знает, что вы их не берете. Какой от них прок в горах?

— Разговор окончен! Что это за тощий тип рядом с тобой?

Я сам ответил на его вопрос, произнеся твердым голосом такие слова: «Я добропорядочный немец, ограбив которого, вы не разбогатеете».

— Ты хорошо говоришь по-гречески. Выворачивай карманы.

Я бросил на дорогу лежавшие в моем кошельке двадцать франков, табак, трубку и носовой платок.

— А это что? — спросил новоявленный великий инквизитор.

— Носовой платок.

— Зачем он?

— Чтобы сморкаться.

— А говоришь, что ты бедный. Только милорды сморкаются в платки. Что за ящик у тебя за спиной. Ну-ка, быстро открывай!

В моем ящике было несколько растений, книга, нож, пакетик с мышьяком, полупустая фляжка и остатки завтрака, при виде которых глаза миссис Саймонс загорелись с нескрываемым вожделением. У меня достало смелости предложить ей остатки еды, пока все мое имущество не сменило хозяина. Она, сглотнув слюну, согласилась и принялась с жадностью поглощать хлеб и мясо. К моему глубокому удивлению, такая простодушная демонстрация аппетита возмутила наших грабителей. Они начали шептаться между собой, довольно четко произнося слово «шизофреничка», а монах в соответствии с обрядом греческой церкви раз шесть осенил себя крестом.

— У тебя должны быть часы, — сказал мне бандит. — Клади их со всем остальным.

Я отдал ему серебряные часы. Эта единственная переходившая по наследству семейная реликвия весила четыре унции. Бандиты стали передавать часы из рук в руки и нашли их очень красивыми. Я с надеждой подумал, что чувство восхищения, благодаря которому человек становится лучше, побудит их что-нибудь вернуть мне, и попросил предводителя вернуть мой жестяной ящик. Ответом на мою просьбу стало суровое молчание. «Верни, — сказал я ему, — хотя бы два экю, чтобы я мог возвратиться в город». Он ответил с сардоническим смехом: «Тебе они больше не понадобятся».

Затем подошла очередь миссис Саймонс. Перед тем как начать выворачивать карманы, она обратилась к триумфаторам на языке своих предков. Английский язык относится к редкому типу языков, на которых можно говорить с набитым ртом.

— Подумайте хорошенько перед тем, как посмеете осуществить задуманное, — проговорила она угрожающим тоном. — Я англичанка, а английские подданные считаются неприкосновенными во всех странах мира. Все, что вы заберете у меня, вам никогда не пригодится, но обойдется вам это очень дорого. Англия отомстит за меня, а вас всех, как минимум, повесят. Вам стоит лишь сказать, и я отдам все свои деньги, но они будут жечь вам руки. Ведь это английские деньги.