Почему я не могу сидеть на нем?

Почему я позволила внушить своему собственному разуму веру в эту неполноценность?

Поворачиваясь, я переношу свой вес на сиденье, и в тот момент, когда тыльная сторона моих бедер касается смытого красного бархата, мне становится приятно.

Скрестив ноги, я осматриваю комнату, Гаррет прислоняется к дверному косяку и наблюдает за мной с выражением одобрения на лице.

— Как я выгляжу? — Спрашиваю я.

Судя по тому, как он смотрит на меня, я ожидаю очередного комплимента, и он открывает рот, словно собираясь его произнести. Но он останавливается, поджимая губы, как будто ему нельзя. Вместо этого он неторопливо идет вперед, останавливается на платформе и кружит вокруг меня.

— А теперь представь, каково это — чувствовать, как кто-то стоит на коленях у твоих ног. Преклоняясь перед твоим присутствием.

Я пытаюсь представить это, но это кажется таким неправильным.

Кажется, я не могу отделаться от мысли, что мужчине место здесь, а мне — у его ног.

Гребаный патриархат.

— Что ж, давай, — говорю я с кривой улыбкой, когда он встает передо мной.

Давайте посмотрим, как ему нравится, когда ему бросают вызов.

Он издает смешок.

— Да, мэм.

Затем он поворачивается ко мне лицом и опускается на колени на бархатные подушки, не сводя глаз с моего лица.

Когда он опускает взгляд, я наблюдаю, как он наклоняет голову и кланяется мне, его губы, почти, касаются моих черных туфель на шпильке.

Между нами нет никакой химии, но от этого ощущения у меня по спине все еще пробегает теплый гул возбуждения.

Этот большой, могущественный мужчина кланяется мне, и это опьяняет.

Я позволяю себе представить кого-то другого на его месте, кого-то, о ком мне не следует думать.

Когда Гарретт приподнимается, он касается моей ноги, скользя пальцами вверх по икре, и мне кажется, что я вообще не могу дышать.

Это кажется запретным и не очень хорошим. Почти так, как будто я… изменяю?

— А теперь представь, что кто-то мог бы сделать с тобой с этой позиции, — тихо говорит он.

Хриплый тон его голоса, кажется, отдается эхом в моих костях. И когда я смотрю на него сверху вниз, я представляю, как другая пара глаз смотрит на меня в ответ.

Его внимание перемещается вниз, к верхушке моих скрещенных ног. У меня пересыхает во рту, и я испытываю непреодолимое желание уйти.

— Что ты делаешь? — Раздается голос из дверного проема, и я подпрыгиваю примерно на три фута в воздух.

Эмерсон свирепо смотрит на нас, когда я вскакиваю со стула. Его руки скрещены на груди, кулаки сжаты, и эти волчьи глаза устремлены на меня с таким сарказмом, что мне кажется, я сейчас заплачу.

— Эмерсон, — заикаясь, бормочу я, вальсируя по комнате и стараясь вести себя как можно непринужденнее.

Гаррет меня не интересует. Я имею в виду, он великолепен, но я только что встретила его и даже не знаю его… и почему я защищаюсь? Я не сделала ничего плохого.

— Твоей секретарше было любопытно, — отвечает Гарретт, как будто в комнате не царит напряженность.

— Знаешь, эта комната была моей идеей — добавляет он.

— Естественно, — отвечает Эмерсон сквозь стиснутые зубы.

Затем его взгляд останавливается на мне, и я сглатываю, стараясь не съеживаться в его присутствии.

— Окно можно настроить для зрителей или для уединения, а частокол будет уходить вправо.

— Частокол? — Спрашиваю я. Когда мой разум останавливается на деревянной доске с тремя отверстиями и замком, мои щеки пылают.

— Ой.

Гаррет усмехается. Улыбка, которая играет на его губах, лукавая, а в глазах озорной блеск.

Это заставляет меня задуматься, в чем его излом?

Действительно ли он есть у всех? Как астрологический знак, согласованный с их личностью и встроенный в их идентичность.

Тайный, грязный астрологический знак.

Я чувствую горячий взгляд Эмерсона на своем лице, и когда никто из нас не направляется к двери, Гарретт извиняется, оставляя меня наедине с моим разъяренным боссом.

Что у него за дело?

Шаги Гаррета затихают в коридоре, и Эмерсон наносит удар, захлопывая дверь и прижимая меня к темно-красной стене.

— Мне казалось, я сказал тебе, что не хочу, чтобы ты была вовлечена в это дело.

— Тогда зачем ты привел меня сюда? Зачем ты вообще меня наняли? — Спрашиваю я, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

Он возвышается надо мной, и я на мгновение ошеломлена его близостью. Эти твердые грудные мышцы у моего лица, этот пьянящий одеколон, глубокий рокот его голоса.