– Арима, как продвигается написание твоего доклада? Помощь нужна?

– Нет, что вы, госпожа Франклин, я справлюсь сам. Сейчас я почти дописал об ошибках старого мира, которые мы не должны повторить в будущем.

– И кто твой куратор? Миссис Ричардсон?

– Да, для нее как для классного руководителя курировать доклады «подающих надежды учеников» такая же обязанность, как для меня писать их.

– Ясненько. Ладно, ребятки, приходите как-нибудь в гости, чаю попьем, поболтаем, а то сейчас покупателей много, нельзя очередь задерживать. С вас три элира.

– Пожалуйста. Спасибо за все, госпожа Франклин!

– Вам спасибо! Удачи с учебой, и береги маму! А, и вот, возьмите, это вам за счет заведения.

Госпожа Франклин протянула нам две свежеиспеченные булочки с корицей.

– И что же ты будешь писать в докладе?

– Как будто тебе это интересно.

Юта сделала нарочито обидчивое лицо.

– Не принимай меня за дурочку только из-за того, что я учусь не на «отлично».

– Если бы я считал тебя дурочкой, я бы с тобой не встречался.

Зря я это сказал. Никогда не знаешь, что может задеть человека, особенно – девушку.

– Все с тобой понятно. Значит, ты можешь любить только умную. Ты вообще умеешь любить?

Я в очередной раз удивился тому, как работает женская логика.

– Да.

– Врешь. Если бы ты чувствовал то же, что и я, тебе было бы все равно, умная я или тупая, блондинка или шатенка, высокая или низкая, ты бы просто любил, и все. Как люблю тебя я. Если ты завтра потеряешь обе ноги, мне будет все равно, я люблю тебя, а не твои ноги, но если я завтра стану «солнечной», будешь ли ты любить меня? Конечно же нет, ведь я тогда перестану быть частью общества, а значит, я для тебя буду лишь пустым местом, хуже тупых, хуже уродливых, хуже всех!

Она едва не плакала, такая резкая реакция меня удивила. Вернее, нет, я просто… Не знал, что ей ответить. Я был ошарашен, раньше я никогда не замечал таких резких перепадов в настроении и поведении Юты, на это должна быть какая-то причина… Опять это чувство… Что-то обязательно произойдет.

– Когда ты любишь человека, ты любишь все его качества и каждое из его качеств по отдельности. Если тебя в человеке что-то раздражает, то это не может называться «любовью». Больше всего в людях я не люблю глупость. Поэтому если бы ты была глупой, то я бы не смог тебя полюбить изначально, и это правда. Я не мог бы любить человека, который мне неприятен. Но ты не глупая. Ты красивая, милая, обаятельная, женственная, я люблю все эти качества. И они все есть в тебе. Так что я люблю все, что в тебе есть, а значит, я люблю всю тебя и люблю по-настоящему.

Я попытался дать максимально рациональный, выстроенный ответ на ее эмоциональную и алогичную тираду, хотя, честно говоря, я влюбился в нее, не думая и не анализируя персональные качества. Иногда ты думаешь одно, но говоришь совсем другое, не желая при этом обмануть или схитрить. Просто так получается… Играй я себя, перспективного, успешного, холодного молодого человека, я бы так и сказал, это подходит образу, но в реальности все обстоит немного по-иному… Я знал это, но в конфликтной ситуации, возникшей буквально из ниоткуда, сработал автоответчик.

Повисла очень неловкая пауза. Я не знал что говорить, она хотела что-то сказать, но какая-то неведомая сила останавливала ее.

Так, в тишине, мы дошли до ее дома, типовой постройки ПУ.

– Я – «солнечная», – выпалила она.

Ее глаза начали заполняться кристально чистыми слезами. Внутри меня что-то треснуло.

– С чего это ты взяла?

– Ты помнишь симптомы?

Отторжение препарата комплексной поддержки иммунитета, постепенное ухудшение общего физического состояния, бледность, кашель, выпадение волос, отказ центральной нервной системы, смерть. Я знал наизусть весь ход течения болезни, как знал его любой житель ПУХ-1. «Солнечная болезнь» была присуща только нашему, первому поколению. Старшие ею не болели. При первых симптомах необходимо было обратиться в Центральный Госпиталь, где больному назначали курс интенсивной терапии, после которого, по слухам, домой никто не возвращался. Говорят, что для прохождения лечения пациентов переводят в госпитали МАК, и во время транспортировки можно было вживую увидеть солнце. Поэтому болезнь и назвали «солнечной».

– Арима, я не могу пить ПКПИ, и у меня начался кашель с кровью.

– Я напишу в ЦУ, они пришлют врача.

– Ты меня вообще слушал сегодня?!!

Я второй раз за всю жизнь увидел человека в истерике. И оба раза это была Юта. Она плакала и била меня в грудь, все, что я мог, – только обнимать ее, пытаться прижать ее к себе как можно сильнее. Я не знал, что делать. Внутри меня что-то раскололось на части. Я не хотел терять ее, я не хотел, чтобы с ней произошло то же, что и с Анджелой, но, с другой стороны, вдруг слухи были правдой, и если я сообщу врачу, то больше никогда ее не увижу… Нет, о чем я вообще думаю? Жизнь Юты намного важнее. Если есть шанс ее спасти, то пусть это стоит наших отношений, пусть это стоит моего счастья, пусть это стоит моей жизни, я просто обязан попробовать.

– Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя!

– Юта, я что-нибудь придумаю, все будет хорошо. – Вечная красивая ложь, в которую всегда хочется верить.

Я не помню, сколько мы так стояли. Основное освещение уже отключили.

– Арима, можешь мне кое-что пообещать?

– Конечно, но что?

– Ты не расскажешь никому обо мне.

– Юта, я не хочу терять тебя, тебя могут спасти…

– В каком мире ты живешь?! Все, что они сделают, – заберут меня от тебя и оставят умирать! Пожалуйста, дай мне хотя бы последние свои дни побыть с тобой, прошу!