Но Генке я сообщила, что остаюсь у него еще на ночь, поэтому пусть позаботится о моем пропитании. Генка был так рад, что вывернул наизнанку холодильник и из добытых продуктов сварил рассольник, сделал салат "Мимоза", и изобразил плов. Вот это да! С таким обеспечением тут и неделю можно просидеть, без всяких забот.

А после мы с ним рассуждали о том, что могла сделать его последняя Любушка, чтобы были такие последствия. У меня вариант был один. Что-то насыпала в презерватив. Такого же мелкого помола, как тальк. Что это могло быть? У меня было две версии, молотая соль или молотое стекло. Соль сама по себе все разъест, а стекло все раскорябает, да еще и застрянет в коже, а воспаление легко можно получить от пота. Или по концу пот не бежит?

У Генки в голове происходили свои мыслительные процессы, он размышлял о том, на что эта дева способна. Вспомнил, как замуж за него хотела, вспомнил, как в ногах у него валялась, когда застала с другой, вспомнил, как супницу от ревности в гневе разбила, но никаких выводов из этого сделать не мог. А мне кажется, что и я так же себя вела, когда он был моим мужем. И что? Отрубить ему этот орган? Я даже никогда об этом не думала.

Утром снова звонила маме. Генка почему-то не торопился просыпаться и разматывать свой больной пенис. И слава богу, пусть просто заживает. Оказалось, что Витька вчера снова пришел и попросил прощения за несдержанность. Очень хотел выяснить, где я, но она ему не сказала. Короче моя родная мама порекомендовала мне явиться домой завтра к обеду. Зайти к ней забрать Ольгу, и топать домой. Хорошо.

Я пошла на кухню, разогрела плов, достала салат и тут проснулся бывший. А если он проснулся у него в голове сидела одна мысль, как там дружок в бинте? А так как кухонный стол был занят, он потащил меня к подоконнику разбинтовывать это чудо. Я предложила ему сначала позавтракать, но завтрак для него сегодня был не важен, и я уступила его напору.

Что сказать? С первого взгляда, после того как мужской орган помыли и протерли, была видна положительная динамика. Если вчера спала опухоль, то сегодня почти совсем прошла краснота, остались красные точки, как сыпь. Я предложила Генке больше не бинтоваться, может к вечеру и точки высохнут и уйдут. Генка был счастлив. Переодел семейники в парадно-выходные трусы и пошел к бабушке просить денег на выпивку.

А я сидела на диване с книгой в руках, и размышляла о том, когда же я буду рожать, и как я считала сроки. Но в голове не было ни одной умной мысли, поэтому я плюнула на расчеты и все-таки углубилась в повествование. Но читать мне пришлось не долго, на лестнице послышались шаги и разговор. Что, этот болящий собутыльника что ли ведет? Я ведь забыла сказать ему о том, что остаюсь еще одну ночь!

Но я плохо думала о Гене! Он не собутыльника вел, а подругу! Ну совсем чокнутый! Как он собрался ей показывать это чудо в красную крапинку? Или совокупляться будем под одеялом? Я встала и пошла к двери, чтобы вырубить идиотскую мечту прямо на корню! Генка не ожидал меня увидеть, он на сто процентов был уверен, что я ушла. И вот те, здрасте! Но подругу свою он выпроводил мигом, я же была теперь спасительницей!

Я пыталась доказать этому мужику, что ему нельзя еще заниматься соитием, потому что все-таки не понятно, что с ним было. А он, идиот , прямо со стоном рассказывал мне, как хочет. Это вот что, дурость или спектакль для меня? Но я-то точно погодю приближаться к нему в ближайшее время. Пусть на других эксперименты ставит, когда я уйду. И тут же ему сообщила о том, что я проведу у него одну ночь.

Гена рыкнул о том, что могла бы сказать об этом и раньше и успокоился. Ну как успокоился? Ушел из дому, насовсем, до самого утра. Чем он там занимался в свободном полете, я не знаю. Но когда я уходила в двенадцать часов дня ни дома, ни на горизонте его не было. Значит нашел где-то пристанище, и скорее всего нашел кому присунуть. Поздравляю. Особенно ту, которая дала.

Я шагала к маме на работу, как она и сказала. Благо остановка была рядом и машин тогда было мало. Ольга, как всегда, ползала по матам в спортивном зале. Вот не хотела она ходить и все. Вернее, она ходила по стеночкам, а открытое пространство ее совсем не привлекало. По маминому лицу я поняла, что все идет по плану. Но вчера Витек не приходил. Мне стало тревожно.

Но надо было уже идти домой. Поэтому мы с Ольгуней взяли коляску и покатились через парк. В те времена в этом парке летом работали аттракционы, гуляли с детьми, цвели клумбы. Поэтому мы тут чуть-чуть посидели, у карусели чуть чуть отдохнули, посмотрели на бамперные машинки, на колесо обозрения, и где то через час дошли до дому. Нас никто не торопил. Поэтому как хотим, так и идем.

Дома было хорошо. Я всю жизнь осознавала это чувство. Защищенно, уютно, прохладно. Даже с учетом того, что на улице стояла жара. А я очень плохо чувствовала себя в жару, перетаскивая свой живот. Поэтому я оставила Ольгу в футболке и шортах, дала ей игрушек, а сама завалилась на диван, пузом кверху. Вообще мне тогда казалось, что уже давно пора родить. А я все таскаю этот живот.

Витя нарисовался к вечеру, опять с сумкой продуктов. Где-то далеко в голове просвистел вопрос о его работе, но быстро скрылся. Своей радости по поводу его возвращения я высказывать не стала. Возгордится до времени и опять начнет меня доставать, а мне даже шевелиться не хочется, так живот меня давит. Витя усвоил урок. А скорее всего ему просто не хотелось жить в подвале.

Исходя из этого мы в очередной раз стали жить как-то спокойнее. Я конечно и еду готовила, и в доме порядок как-то поддерживала, а он на время стал вести себя прилично. Не пил, не рычал, не выеживался. Но и не работал. Каждый день он куда-то уходил, типа искать работу, но результата не было. Деньги, которые я накоробчила общаясь с Саньком, я тратила по рублику, но они все равно уходили, и я понимала, что им все равно придет конец, если Витя не выйдет на работу.

А Витя вдруг на какое-то время стал идеальным мужем и отцом. Даже меня опекал. Я прямо не ожидала такого. Зачем меня поддерживать, когда я иду на кухню? Я хорошо держусь на ногах, хотя живот меня тянет к низу однозначно. Но Витек отлично пускал всем пыль в глаза, чтобы все видели его вклад в семью, и не сильно вспоминали о том, что он все-таки кормилец и должен содержать семью.