Ему стало интересно, как будет выглядеть Вульфрик с одним глазом. В нем кипела ненависть, но отец категорически запретил ему мстить. Теперь, когда он больше не был подмастерьем, их положение стало шатким. Они снова стали простой купеческой семьей, и любой воин был бы в праве убить одного из них за нанесенное оскорбление. Если Родульфа поймают за местью, это будет означать смерть для него и, скорее всего, для его отца.

Отец говорил, что им слишком многое предстоит потерять, но ведь он еще не потерял глаз и мечту всей жизни. Временами от ненависти к Вулфрику у Родульфа кружилась голова, но это не означало, что он был дураком. В словах его отца был смысл. Не было смысла бросать свою жизнь ради того, чтобы разрушить жизнь Вулфрика. Однажды представится возможность отомстить. Когда это произойдет, он станет богатым и влиятельным. Неприкасаемым, и его месть будет абсолютной. А до тех пор он должен быть терпелив.

Первые дни тренировок были настолько утомительными, что Вулфрик почти забыл о Грейфелле. Он вставал до рассвета, заставлял себя есть, тренировался, ел еще и еще, а потом валился в постель. Это был лишь вопрос времени, когда их тренировки перейдут на лошадей, и к тому времени ему нужно было наладить как можно более прочные отношения с Грейфеллом. Последнее, что ему было нужно, — это сражаться со своей лошадью, а также со своими товарищами по учебе. Несмотря на усталость, он заставил себя выйти за дверь, а не сразу лечь спать, и направился к конюшням.

Отец оставил Грейфелла в загоне, чтобы облегчить ему работу. Если жеребца выпустить на пастбище, то до его возвращения могли пройти недели. Грейфелл стоял гордо, но в одиночестве. Все остальные лошади в загоне собрались на противоположной стороне.

Грейфелл с интересом наблюдал за приближением Вулфрика. Обычно остальные лошади подходили к забору в надежде получить яблоко или горсть овса. В этот день все они держались в стороне, словно слишком боялись Грейфелла, чтобы перспектива получить угощение стоила того, чтобы тревожиться. Это заставило Вулфрика усомниться в собственной беззаботности. Он расспрашивал, как лучше обращаться с таким животным, как Грейфелл, начиная с конюхов и заканчивая лучшими наездниками в деревне. Советы были одни и те же: когда имеешь дело с энергичным зверем, не проявляй страха.

Вульфрик уже сбился с шага. Видел ли это Грейфелл? Он отбросил сомнения в сторону и целеустремленно зашагал вперед. Он планировал провести некоторое время, выгуливая Грейфелла по загону, чтобы они привыкли друг к другу. Для этого Вулфрику нужно было надеть на него уздечку. В принципе, это было простое дело, которое он уже делал много раз. На деле же все оказалось гораздо сложнее. Грейфелл был огромным конем, самым крупным из всех, с которыми Вулфрику когда-либо приходилось иметь дело. Его шерсть была черной, но когда на нее падало солнце, она покрывалась серым блеском. Это был великолепный, внушающий ужас зверь.

Вулфрик решил попробовать надеть уздечку с другой стороны забора, она обеспечивала достаточную защиту, чтобы укрепить его уверенность. Он разложил различные куски кожи и куски металла так, что все, что ему нужно было сделать, это надеть уздечку на морду Грейфелла, а затем закрепить ее.

Грейфелл, я Вулфрик, и мы теперь братья". Это казалось смешным, но он не мог придумать ничего другого. Учитывая будущее, которое они, скорее всего, разделят, это не казалось таким уж надуманным.

Грейфелл никак не отреагировал. Вульфрик потянулся за уздечкой, и Грейфелл злобно огрызнулся. Вулфрик вовремя отдернул руки, едва избежав неприятного укуса. Вот тебе и чувство долга и традиций, подумал Вулфрик.

Покажи ему кнут, — крикнул конюх. Он уже дважды пытался убить меня сегодня. Нужно привить ему хорошие манеры".

Вулфрик знал, что ни один уважающий себя воин никогда не показывает своему коню кнут. Конюх ходил по загону с длинным кнутом. Он протянул его Вулфрику.

"Это обычно работает? спросил Вулфрик, уже отбросив всякую возможность его использования.

'Дает им понять, кто здесь хозяин'.

Кнут был уродливой, злобной штукой; длинная, тонкая полоса бычьей шкуры. Мысль о том, чтобы использовать его на живом существе, вызывала у Вулфрика тошноту. Вулфрик снова потянулся к уздечке, зная, что конюх смотрит на него. Он уставился на Грейфелла со всей властностью, на которую только был способен. Губы коня дернулись, словно он готовился укусить, но Вулфрик не отводил взгляда, а его руки двигались вперед. Его сердце бешено забилось, когда он почувствовал, как кожа уздечки коснулась морды Грейфелла. Огромный конь слегка дернулся, но не сдвинулся с места. Вульфрик натянул уздечку, чтобы просунуть ее через уши Грейфелла. Он задержал дыхание, застегивая пряжку, но Грейфелл позволил ему. Казалось, он понял, о чем говорил Вулфрик, и вел себя так, чтобы насолить конюху.

Когда уздечка была застегнута, а в рот Грейфелла вставлено удило, Вулфрик погладил его по морде. Сердце Вулфрика все еще колотилось, и он ожидал, что Грейфелл в любой момент огрызнется, но долгожданного укуса так и не последовало. Они сделали первый шаг на их совместном пути, но впереди было еще много других. Вульфрик сомневался, что Грейфелл подчинится любому из них без сопротивления.

Ожидание и наблюдение доводили Ритшля почти до безумия. Как бы он ни был уверен, что жрец Этельман был тем человеком, которого он помнил, он не мог быть уверен, что Камень все еще у него. Тот факт, что он вел такую скромную жизнь, заставлял Ритшеля беспокоиться о том, что он потерял его или что кто-то более достойный уже забрал его у него. Так или иначе, он должен был знать наверняка.

Его способность растворяться на заднем плане была малоэффективной. Насколько он мог судить, она работала только впереди. Любой человек позади него или сбоку все равно мог его увидеть. В многолюдной деревне было бы почти невозможно остаться незамеченным. Даже ночью на страже стояли воины, не говоря уже о собаках, цыплятах, гусях и свиньях, и любой из них мог поднять такой шум, что жители деревни узнали бы о его присутствии. Риск был велик, но он знал, что должен пойти на него. Он должен был знать наверняка.