– У вас бабочек в роду не было? – спросил Володя, когда мы тепло поздоровались.

– Да, вроде, не припомню, - так же серьезно ответил я. – А что?

– До сих пор удачно ловить мне удавалось лишь бабочек, с людьми вечно что-то шло не так. Но вас я вычислил, разработал план – и исполнил весь, до последней точки, - и он поведал мне ковбойскую историю своего проникновения в дворцовый парк.

Я так хохотал, как давно не случалось.

– То есть, бабочки в парке…

– Едва ли чем-нибудь отличаются от тех, что я наловлю, скажем, в Стрельне, Сестрорецке или Выборге, - пожал плечами Набоков. – Но ловить я их, понятное дело, буду, хотя в октябре в наших широтах это не самое простое дело. Но мне дорога возможность время от времени встречаться с вами, Григорий Павлович. Боюсь показаться сентиментальным, но мне вас не хватало. Особенно после того, как я остался один, - тут он поведал историю своего нечаянного одиночества и почему, собственно, так вышло.

А я в который уже раз подумал, какой же мощный вирус всадил в нас – тех, кто родился и жил уже после Великой Отечественной, - коварный летающий дядька Сент-Экзюпери с его двумя основными постулатами «зорко лишь сердце» и «мы в ответе за тех, кого приручили». Потому что, когда узнал, что мой собеседник отстал от поезда, погнавшись за человеком, которого принял за меня, захотелось обнять этого нескладёныша и плакать вместе с ним. Но, подозреваю, Володя провернул свой могучий бабочковый троллинг с несколько иными целями. И я не ошибся.

– Я написал несколько блюзов, - деловито продолжил Набоков, - но до вас не донес: перехватил Рахманинов, и они чуть не за сутки вдвоем с Шаляпиным умудрились сделать из этого программу, представляете? Без лишней скромности скажу, получилось со всех сторон необычно, интересно, и сегодня они, если не изменяет память, уже в третий раз дают эту программу, причем не на квартире, а в театре – увы, запамятовал, в каком, да и все равно не успеем уже. Тогда я написал еще. Удивительное дело: моя жизнь превратилась во что-то, прежде невиданное. Это нечаянное одиночество, эти недоступные прежде бытовые неурядицы и недоразумения – сплошной блюз, Григорий Павлович! Но, находясь в самом центре блюза, отчего-то творю наиболее эффективно. И вот те, что я «написал еще», вам как раз и принес, - достал Набоков исписанную тетрадку.

Да, предчувствия меня не обманули: под ударами «превратностей судьбы» Володя начал превращаться в изрядно едкого саркастичного циника. Что, вне всяких сомнений, гораздо лучше того производителя килотонн робких розовых соплей, коим он предстал в достаточно справедливо раскритикованном Чуковском первом сборнике. Теперь главное – не перегнуть, много цинизма – тоже нехорошо. Лорды, пэры, сэры – знайте чувство меры! – пелось в прекрасном мультике «Остров сокровищ» времен моего позднего детства.

– Замечательно, Володя, вы очень выросли как поэт, - честно ответил я. – Не обещаю, что займусь этими песнями сразу: дни выдались очень насыщенными, и я несколько устал. Но приходите завтра ловить бабочек, скажем, в час пополудни, и мы как минимум пообщаемся. Вам есть где остановиться?

– Да, снял домик тут неподалеку, - махнул он рукой, а я вспомнил, что финансовых проблем сей вьюнош не испытывает.

Мы еще немного поболтали и расстались, довольные друг другом. Пытался отобрать дочь у царевен, вышло не очень, в итоге до хрипоты рассказывал всем троим, а также неизбежной свите великих княжон, бесконечную сказку, в которой современник по прошлой жизни не без изумления опознал бы ядреную помесь «Пиратов Карибского моря», «Гарри Поттера» и «Властелина колец».

***

Наконец настало прекрасное холодное октябрьское утро, в которое Гумилева сочли достаточно излечившимся, с чем и выписали из госпиталя. На выходе его встретил Денисов – в форме, подтянутый, деловитый.

– Доброе утро, Николай Степанович. Рад вашему выздоровлению.

– Здравия жела…

– Оставьте пока, мы еще вне службы. Она начнется лишь завтра.

– Благодарю, Вадим Васильевич, доброе утро. Куда мне нужно будет явиться в Петрограде?

– А в Петроград вам как раз не нужно. Квартируйте здесь, дома, а на службу придется ходить вот прямо сюда, во дворец. Ваше первое задание – научить небезызвестного вам Григория Павловича Коровьева хотя бы сносно стрелять из револьвера.

– Коровьева? Он что, тоже в бюро?

– Ни в коем случае. Но человек этот, безо всякого сомнения, Империи и нужный, и полезный, постоять за себя может лишь на короткой дистанции – дерется он неплохо. А в остальном – ну, как ребенок, не скажешь, что к преклонным годам приближается. Приставлять к нему постоянную охрану было бы едва ли верно, проще уж обучить обороняться. Но, к слову, об охране: пока он не научится более-менее уверенно поражать цель, вам придется побыть и его охранником – в особенности, за пределами Царского Села. Задача ясна?

– Так точно, вполне.

– Вот и славно, - продолжил Денисов.
– И потихоньку готовьтесь к дальней дороге. Николай Степанович, скажите, вы любите путешествовать?

– О, да, - улыбнулся поэт. – Мне доводилось жить в Париже, ну а Африка – земля моих грёз, вот куда бы вернуться.

– Ну, в ближайшее время Африку не обещаю, но к долгому пути в так или иначе теплые края готовьтесь. Все подробности позже – пресек Вадим Васильевич рвущиеся из корнета вопросы. – И тему путешествия не обсуждать вообще ни с кем. До дома дойдете?