Через несколько часов я наткнулся на коробки с елочными игрушками и украшениями, которые в детстве казались мне волшебными. Волшебными они показались мне и сейчас. Я не стал ничего выбрасывать, а уселся поудобнее и принялся аккуратно разворачивать свои сокровища. В одной из коробок хранились пластинки с рождественскими песнями – такая себе сборная солянка, как и сам этот праздник. «Рождество Чарльза Брауна» Винса Гуаральди, «Чудеса» Кенни Джи, «Белое Рождество» Бинга Кросби, «Рождественский портрет» Карпентеров, «Наступает Рождество», «Рождественская песня» Нэта Кинга Коула, «Рождественский альбом Перри Комо» и «Рождественский альбом» Герба Алперта.

Я продолжил разгребать завалы, пока не нашел, что искал, – мамин проигрыватель. Я не пользовался таким уже несколько десятков лет. Видел старые виниловые пластинки, которые снова входят в моду, в книжных магазинах, где проводил автограф-сессии. И как-то раз даже хотел купить несколько альбомов, но так и не собрался.

Я стер пыль с проигрывателя и включил его в сеть. Покрытый коричневым фетром диск тут же начал вращаться. Я убедился, что скорость стоит на 33 оборотах в минуту – просто удивительно, что я до сих пор это помню, – вытащил из конверта «Рождество Чарли Брауна» и положил пластинку на диск. Отсчитав на пластинке дорожки, я осторожно поставил иголку на четвертую композицию, «Линус и Люси»[6]. Как только зазвучали знакомые ноты, лицо расплылось в улыбке. Рождественская музыка исцеляет всегда, даже в самые тяжелые времена.

* * *

Во второй половине дня зазвонил телефон. Это была Лори. Я убавил громкость на проигрывателе и взял трубку.

– Как дела?

– Ты четвертый, – сказала она.

– Четвертый что?

Лори помолчала.

– Ты что, шутишь? Твоя книга, болван.

Я совершенно забыл про рейтинг.

– Вот это да. Уже среда.

– Да, среда, и опубликован новый рейтинг, и ты в нем четвертый.

– Отлично, – ответил я.

– Что там у тебя?

– Я занимаюсь уборкой.

– Да знаю я, знаю, но куда подевался мой автор? На прошлой неделе, когда я сказала, что ты третий, ты мне чуть голову не оторвал. Сегодня я полчаса собиралась с духом, чтобы тебе позвонить. Боялась, как бы в петлю не полез. Думала, успокою тебя, сказав, что ты потерял позиции только потому, что вышли три громкие книги, включая Даниэлу Стил.

– Я не расстроился.

– Ты меня пугаешь. – Пауза. – У тебя там что… рождественские песни?

– Да.

– Так, значит, ты уже закончил?

– Почти, – сказал я.

– Что это значит?

– «Почти» значит практически, примерно, приблизительно…

– Я знаю. Я хочу знать, что это слово значит конкретно в твоих условиях.

– Осталась только гостиная, и все. Пианино заберут в пятницу.

– Ты оставляешь его себе?

– Да, это же «Стэйнвей».

– Кто-то из твоих знакомых играет на пианино?

– Я сам играю.

– Еще одна тайна из прошлого. Значит, дождешься в пятницу грузчиков и летишь домой?

– Еду, – поправил я.

Лори застонала.

– Забыла, что ты не летаешь. Твой издатель уже замучил меня со следующим контрактом. Я хотела попросить тебя залететь сначала в Нью-Йорк, а потом уже домой. Но, видимо, так не получится.

– Я могу вылететь из Спокана. Просто мне надо несколько дней, чтобы прийти в себя.

– Тогда скажу им, что, возможно, на следующей неделе точно. – Передразнила она меня. – Вернемся к тебе. Как ты?

– Хорошо.

– Нашел что-нибудь интересное?

– Тут полно всего интересного.

– Ну, тогда нашел, что искал?

– Знать бы еще, что я ищу. Видимо, нет. Ничего особенно. Может, здесь и искать-то нечего.

– Ну ладно, – стала прощаться Лори. – Не забывай про меня.

– Не забуду. Пока.

– Пока.

Я положил телефон на скамейку перед пианино и снова добавил звук на проигрывателе. Теперь я слушал рождественские альбомы. Когда зазвучала «Рождественская песня» и Карен Карпентер запела: «Жарятся на костре каштаны…», в дверь постучали. Я выключил музыку, подошел к двери и открыл.

Вопреки моим ожиданиям на пороге стояла не Элис, а молодая женщина. Примерно моего возраста, может, на пару лет моложе. Симпатичная. Миндалевидные глаза, из-под вязаной шапочки винного цвета выбиваются темно-каштановые волосы. Вокруг шеи длинный шарф, на руках варежки, тоже винного цвета. Было в ней что-то знакомое.

– Простите, что беспокою, – неуверенно начала она. – Здесь живут Черчеры?

– Да. Что вы хотели?

Девушка растерянно посмотрела на меня. Ее всю трясло – то ли от волнения, то ли от холода. Мне уже приходилось видеть подобное во время автограф-сессий, из чего я сделал вывод, что передо мной очередная фанатка. Интересно, откуда она узнала, что я здесь?