— Да ладно? — Столь же негромко присвистнул Никодим. — Он ещё жив?

Хорминутер кивнул.

— Итту переписал людей, кто состоял в царском грамматеоне и кого он смог вспомнить. Вот, взгляни.

Он раскрыл перед бывшим фалангитом вощёную табличку.

Никодим посмотрел. Поморщился.

— Старею, что ли? Не вижу ничего.

Месхенет поднесла к нему масляную лампу.

Итту-Бел, уроженец Сидона, был человеком непростой судьбы. Он происходил из знатного рода, был прекрасно образован, знал пять языков, причём и говорить мог и писать даже на египетском. Много лет назад Итту довелось участвовать в восстании финикийцев против персидского царя Артаксеркса. Восстание было жестоко подавлено, а многих уцелевших сидонян продали в рабство. Угодил в рабы и Итту-Бел.

Он сменил несколько хозяев, прежде чем оказался в Афинах, где его купил Эвмен, который приехал туда с царевичем Александром и посольством победителей при Херонее, дабы диктовать условия мира. Предстоял поход в Азию и кардиец подыскивал переводчиков.

Итту прослужил в царском грамматеоне почти семь лет, а после того, как Александр покинул Египет и направился вглубь Азии на встречу с Дарием, Эвмен освободил своего верного раба. Итту вернулся в Сидон. Став вольным, он продолжал числиться на македонской службе, его приставили в качестве советника к царю Абдалониму. А то новоиспечённый царь прежде садовником был, потому нуждался в правильных советах.

Выслушав дело Хорминутера, Итту составил два списка. В первый заносил вообще всех, кого вспомнил, а во второй тех, кого можно было назвать доверенными Эвмена.

На память Итту не жаловался, однако, к сожалению, далеко не для каждого из служителей грамматеона мог указать, чей тот сын и откуда родом. Да и имена часто повторялись, македонская выдумка по этой части проигрывала эллинской. Одни и те же Аминты, Атталы, Филиппы…

Тем не менее список получился внушительный, что весьма озадачило Хорминутера. Больше дюжины имён.

— Сказать, по правде, всех их должен знать Аристомен, — заметил Итту-Бел, — видишь, тут и начальник его есть.

— Одно дело вспоминать чуть ли не бегом, — ответил Хорминутер, — и совсем другое, вот как мы с тобой, за вином и приятной беседой.

Однако даже если вычеркнуть тех, кто явно к делу не мог иметь отношения, оставалось человек десять. Этак за год и о половине не расспросишь.

Хорминутер имел обширные связи, но, как назло, в сей момент мог обратиться лишь к одному помощнику.

Никодим пробежал глазами список и удивлённо хмыкнул.

— Кого-то знаешь? — спросил Хорминутер.

— Никого не знаю, — ответил Никодим, — что странно.

— Ожидал увидеть знакомое имя?

— Да-а… — задумчиво протянул Никодим.

Он поскрёб подбородок, который утром тщательно выскоблил и тот теперь зверски чесался.

— Что нужно узнать про этих людей?

— Живы ли. Если да — где каждый может находиться.

— Н-да… Тут не очень-то разгуляешься. Вот Аминта. Просто Аминта и всё. Я знаю раз, два… — Никодим принялся загибать пальцы, — семь человек с таким именем.

— И что, все состояли в грамматеоне?

— Нет, конечно. Они и читать не все умели.

Хорминутер улыбнулся.

— Я понимаю твои затруднения, но всё же прошу — помоги, чем сможешь.

— Оставь мне этот список.

— Тебе завтра перепишут, — кивнул Хорминутер, — спасибо.

— Я же ещё не сделал ничего.

— Когда ты меня подводил, дружище? — усмехнулся египтянин.

Однако назавтра всем стало не до списков.

Ещё накануне в город с севера вошёл большой купеческий караван и прямо с раннего утра по Сидону будто вода в катаклизм разлились новости, сбивающие с ног не хуже того бурного потока, что рушил Родос.

— Антигон взял Библ! Без боя! И все города к северу открыли ворота!

— Сто тыщ сюда идут! Сто!

— Иди ты?!

— Я сам видел!

— Двести, двести тыщ, все сплошь злющие яваны! — тряслись финикийцы.

— Темень тьмущая варваров! — пугались эллины.

— Ах ты ж сука одноглазая… — пробормотал побледневший Антенор, — и сюда дотянулся…

— Да ладно тебе, — совершенно спокойным голосом ответил Репейник, — младенцу же должно быть понятно, что у страха глаза велики.

— Однако египтяне правильно делают, что трясутся, — отметил Аполлодор.

Антенор быстро взглянул на него и тот, оценив выражение лица македонянина усмехнулся и пояснил.

— Да не, я думаю, что тем, кто глаза красит, опасаться Антигона нечего. Я про других «египтян».

Они стояли на улице, подпирая спинами стену дома и наблюдали за охватившей город к полудню суматохой. К ним подошли Протей с Багавиром.

— Похоже, Килл защищать город не собирается, — сообщил финикиец, — в неорионах толкотня, десять триер уже на воде.