Шрифт:
Находятся исследователи, которые идут еще дальше по пути подобного отождествления.
«Нет принципиального различия между языковым актом и художественным произведением. Художественное произведение, как и язык, имеет характер знака» [86] .
С подобным отождествлением языка и художественного произведения «в акте знаковости» соглашаются, однако, далеко не все исследователи. Гораздо шире распространена другая концепция, согласно которой из ранее перечисленных «семиотических систем» лишь язык выступает как последовательно знаковая система, тогда как художественная литература, имея дело с индивидуальностью писателя и его идеологией, к знаковым системам непосредственно не относится [87] . Наконец, третья концепция основывается на убеждении, что в любом естественном языке имеются лишь элементы знаковости (фонетический облик языка), но что в целом ни один естественный язык не может быть знаковой системой. Люди, говоря на родном языке, оперируют не знаками как таковыми, а значениями, ибо знаки сами по себе являются не двусторонними, а односторонними единицами (имеют только форму) [88] .
86
Mukarovsky Jan. Studie z estetiky. Praha, 1966, с. 120. – Уже в 1950 г. Ч. Моррис писал:
«Семиотика – это наука о знаках, вне зависимости от того, являются ли они знаками животных или людей, языковыми или неязыковыми, истинными или ложными, адекватными или неадекватными, нормальными или патологическими»
(Morris Ch. Language and behavior. N.Y., 1950, с. 223).87
См., например: Кожинов В.В. Об изучении «художественной речи». – В кн.: Контекст. Литературно-теоретические исследования. М., 1975, с. 263 – 267.
88
Эту точку зрения пытался, в частности, защищать автор настоящих строк в разных своих публикациях (см., например: ВЯ, 1974, № 4, с. 3 – 20). А.А. Уфимцева утверждает, что
«на понятии знака со времен Бодуэна де Куртенэ и Ф. де Соссюра основываются все сколько-нибудь значимые теории языка в современной лингвистике»,
но при этом не учитывается наличие диаметрально противоположных истолкований самой природы языкового знака «в современной лингвистике» (Уфимцева А.А. Типы словесных знаков. М., 1974, с. 7).
Таковы три, методологически и принципиально различные концепции, характерные для филологии нашего времени: 1) все сферы и области филологии – это знаковые сферы и знаковые области, 2) из всех областей филологии только язык является последовательно знаковой областью, 3) в языке имеются лишь элементы знаковости (фонетика), тогда как в целом язык не может быть знаковой системой, ибо он непосредственно связан с мышлением, является нашим реальным, практическим сознанием и оперирует не односторонними, а двусторонними единицами (и в лексике, и в грамматике), наделенными определенным значением. Так могут быть кратко определены три противоположные истолкования знаковости в различных областях современной филологии.
Острота столкновения между представителями этих концепций оказывается тем более заметной, чем категоричнее защищают свое понимание знаковости адепты каждой из этих концепций. Так, например, в коллективном исследовании «Общее языкознание» глава о «знаковой природе языка» излагается так, будто бы другие осмысления этой проблемы являются несовременными и устаревшими [89] . При этом авторы не объясняют, как представление о знаковой природе языка и представление о языке, как о реальном сознании, неразрывно связанным с мышлением, должны не противоречить друг другу, не отрицать друг друга.
89
Общее языкознание. Формы существования, функции, история языка. М., 1970, с. 96 и сл.
Защитники знаковой природы языка обычно ставят вопрос «от противного»: если бы противники знаковости языка были правы, непонятным оказался бы факт многоязычия, факт различных наименований одних и тех же предметов (явлений) в разных языках. Между тем вторая проблема в действительности не имеет никакого отношения к первой. Подчеркивая единство знака и значения в любом национальном языке, исследователь исходит из единства, сложившегося в данном языке исторически в отличие от аналогичного единства в других языках, в особенности в языках неродственных. Думать иначе, значит переносить законы функционирования искусственных сигнальных кодов на законы функционирования национальных языков, природа которых принципиально отлична от природы любого искусственного кода (см. об этом следующую главу). Защита знаковой природы языка обычно ведется под знаменем сближения лингвистики с семиотикой и кибернетикой. Поэтому концепция знаковой природы языка объявляется концепцией современной, а ее противники – лингвистами несовременными, отсталыми, непонимающими нужды научно-технической революции [90] .
90
См., например: Белецкий А.А. Знаковая теория языка. – В кн.: Теоретические проблемы современного советского языкознания. М., 1964, с. 46. Защитников подобной постановки вопроса много и у нас, и за рубежом. А вот и другая, диаметрально противоположная и совершенно справедливая точка зрения:
«Обычные формы замены истины условными знаками, выражающими внутреннее состояние личности или общественной группы… представляются пишущему эти строки литературными подделками, лишенными строгой мысли и не выдерживающими критики. Безразлично, являются ли символы, знаки, шифры выражениями „классовой идеологии“, как писали 40 лет назад, или экзистенциальной травмы, или формализованной психотехники. Все это – только оттенки одной и той же слабой мысли»
(Лифшиц Мих. Карл Маркс, искусство и общественный идеал. М., 1972, с. 7; Он же. Чего не надо бояться. – Коммунист, 1978, № 2, с. 107 и сл.).Между тем в действительности все обстоит гораздо сложнее. Можно отождествить лингвистику и семиотику и не быть современным лингвистом, если одновременно не учитывать, что любой национальный язык – это не только определенная система обозначений, но и результат своеобразного отражения всей деятельности людей, говорящих на данном национальном языке. Признак современности не может ассоциироваться лишь с признаком «семиотичности». Первый признак не только гораздо сложнее, но и многоаспектное второго. К сожалению, подобное различие очень редко учитывается в наших острых современных лингвистических спорах.
Еще важнее другое: концепция знаковой природы языка необычайно обедняет природу национальных языков, а следовательно, и лингвистику, науку об этих языках. В самом деле:
«…знак – это материальный, чувственно воспроизводимый предмет (явление, действие), выступающий в процессе познания и общения в качестве представителя (заместителя) другого предмета (предметов) и используемый для получения, хранения, преобразования и передачи информации» [91] .
91
Резников Л.О. Гносеологические вопросы семиотики. Л., 1964, с. 9 и сл.
Между тем значение слова – это исторически образовавшаяся связь между звучанием слова и тем отображением предмета или явления, которое происходит в нашем сознании и находит свое выражение в самом слове [92] . Взаимодействие между тaк понятым знаком и тaк понятым значением составляет душу самой науки о языке. Лишить ее этой важнейшей проблемы взаимодействия – это прежде всего безмерно обеднить самый предмет лингвистики.
92
См.: Будагов Р.А. Введение в науку о языке. 2-е изд. М., 1965, с. 13. – Следует при этом помнить и о двусторонности грамматических категорий, об их формах и об их значениях (Там же, с. 219 – 225).
Любопытно, что многие литературоведы уже давно поняли, что сведение художественного творчества к семиотике бесконечно обедняет и само художественное творчество, и науку о нем. Поэтому у Я. Мукаржовского, И.И. Ревзина и В.Н. Топорова (см. выше) в наши дни уже немного союзников [93] . Гораздо сложнее оказалось с лингвистикой. Многие литературоведы не возражают против обеднения лингвистики (пусть, дескать, сами лингвисты разбираются). Что же касается части лингвистов, то они со странной легкостью идут навстречу процессу обеднения своей собственной науки, размахивая флагом, на мой взгляд, ошибочно понятой «современности и актуальности».
93
Впрочем, концепция этих ученых и в 60-х годах не была новой. Уже в 1919 г. можно было прочитать:
«В понятии содержание при анализе произведения с точки зрения сюжетности надобности не встречается»
(Поэтика. Сборники по теории поэтической речи. Пг., 1919, вып. 3, с. 144).