Подобная зависимость между степенью знания языка в обществе и его кажущейся «экзотичностью» («странностью») является общим законом. Для современного исследователя этот вопрос представляет большой интерес: как за пределами науки о языке осмысляется один язык с позиции другого, обычно родного для самих «ценителей» языка?

Теперь я попытаюсь подойти к проблеме, которая должна быть центральной в большой теме о русском языке за рубежом, о воздействии русского языка на языки мира.

Как только что отмечалось, эту тему нельзя сводить к перечню отдельных русских слов (к тому же часто «экзотических»), проникших в те или иные языки. Хотя сами по себе подобные перечни полезны и любопытны, однако гораздо важнее другое: многие интернациональные слова на русской «почве» получали и получают новое значение и в этом новом значении оказывают обратное воздействие на разные языки. Многие слова и словосочетания, не русские по происхождению, оказываются в дальнейшем как бы русскими по своей семантике, по характеру функционирования в том или ином языке. К сожалению, в этом важнейшем направлении проблема остается все еще малоизученной. Проиллюстрирую сказанное пока только одним примером.

Французское слово avant-garde в самом французском языке долгое время имело только специальное, военное значение («часть войск, находящаяся впереди главных сил»). Слово не употреблялось в переносном смысле. Лучшие словари французского языка вплоть до середины нашего столетия никаких переносных значений к слову avant-garde не дают. Между тем в русском языке в 40 – 60-е годы минувшего века слово авангард могло уже иметь не только военное значение, но и переносное осмысление («передовой отряд какой-либо общественной группы») [411] . Следующий шаг по пути переносного осмысления слово авангард претерпевает в советскую эпоху: «передовая общественная группа», «передовой класс общества» [412] . В переносном осмыслении авангард уже не соприкасается не только с военным значением, но и с понятием ?отряда’. Под влиянием этих новых осмыслений авангарда в русском языке позднее возникают аналогичные осмысления авангарда и в европейских языках. Так, в первом томе большого толкового словаря французского языка Робера (1957) читаем:

Здесь, хотя еще и не очень охотно («претендующее…»), уже признается переносное осмысление самого слова авангард. Аналогичную картину можно обнаружить и в других европейских языках, в частности, в английском и испанском. Что касается языков стран народной демократии, то переносное осмысление авангарда у них широко представлено.

Любопытно, что в одних европейских языках слово авангард в переносном осмыслении дальше «отрывается» от исконного военного значения и приобретает общее значение «чего-то передового» (обычно в общественном смысле). В других же языках, даже в переносном осмыслении, реминисценция «отряда» все еще сохраняется (например, «передовой отряд литературного движения»).

Итак, авангард в русском языке – заимствованное имя существительное. Однако это заимствованное слово, по-своему осмысленное в русском языке, в свою очередь оказало и оказывает в наше время семантическое воздействие на функционирование существительного авангард в других, самых разнообразных языках. Роль русского языка в росте переносных осмыслений авангарда оказалось решающей, так как именно в русском языке этот процесс произошел гораздо раньше, чем в западноевропейских языках.

Вообще переносное значение авангарда в современном русском языке встречается чаще его первоначального военного значения. Что касается образованных от него прилагательных, то одно из них интерпретируется положительно (авангардный), а другое – обычно отрицательно (авангардистский, ср., например, авангардистские фокусы искусства) [414] .

К сожалению, вопрос о том, как заимствованные из других языков слова, словосочетания, идиоматические выражения, пословицы и т.д. начинают жить самостоятельно в русском языке и даже (обычно в переосмысленной функции) оказывать воздействие на другие языки мира, остается все еще почти совсем не исследованным.

Имея в виду своеобразную адаптацию иностранных слов и выражений, шире – тем и сюжетов, В.А. Жуковский в 1847 г., подводя итоги своей деятельности, писал Н.В. Гоголю:

Жуковский считал, что даже заимствованным из европейских языков словам и выражениям (не говоря уже о темах и сюжетах) он умел придать национальный колорит и своеобразную окраску. То же мог бы о себе сказать и Лев Толстой. Хотя в его «Войне и мире» целые диалоги ведутся на французском языке, тем не менее именно этот роман писателя сыграл выдающуюся роль в развитии языка русской художественной прозы второй половины прошедшего столетия.

Поэтому нельзя не удивляться, что проблема заимствованных в русском языке слов и выражений до сих пор изучалась как проблема одностороннего влияния, без раскрытия процесса обратного воздействия переосмысленных в русском языке слов и выражений (в их новой функции) на языки различных народов мира. Постараемся, здесь неизбежно бегло, хотя бы обратить общее внимание именно на этот процесс, неразрывно связанный с самим фактом взаимодействия культур и языков различных народов [416] .

Зарубежные знатоки русского языка и русской литературы уже в прошлом столетии отмечали, что в центре русской культуры всегда находился человек, и писатели умели изображать окружающий их мир с позиций человека, с позиций гуманизма. Француз Е. Эннекен, хорошо знавший русскую литературу минувшего века, писал, в частности, об И.С. Тургеневе: