На этот раз выступил Олег Викторович и отвесил мальчишке звонкую пощечину. И, наверное, только один Матвей понял, что сделал это он скорее не из желания утихомирить только нарастающую истерику парня, а из-за упоминания станции Прогресс, с жителями которого у него были личные счеты.

Впрочем, не только для одного Олега Викторовича от обитателей Прогресса зубы скрежетали от злости. Почти все восточники, жившие здесь с самого начала, питали к ним злобу.

И причины на то были.

Тридцать три года назад к берегу залива Прюдс причалил гигантский контейнеровоз с полутора тысячью выживших, сумевших спастись от мерзляков. Станция Прогресс, расположенная неподалеку, была третьей по счету из четырех убежищ, следуя после станций Новолазаревская и Молодежная. После неё оставалась лишь станция Мирный – конечная остановка в эвакуации тех, кому повезло оказаться на борту.

В то нелегкое время Матвею и его отцу повезло быть среди тех счастливчиков, которых высадили на станции Прогресс вместе с остальными пятью сотнями человек. Счасливчиками лишь потому, что станция являлась не только научной, но и одной из самых крупных российских туристических баз в Антарктиде. Там стояли удобные жилые модули, высокотехнологичные ветряки, не издающие вредного инфразвука, гигантские солнечные панели, обеспечивающие почти бесконечным потоком электричества, ангар с десятками рабочих вездеходов и даже церковь.

Вторая половина станции, гораздо скромнее по оснащению, представляла собой научный центр, основанный еще во времена СССР. Там располагались метеорологическая станция, лаборатории и склады. Проживающим там в период Вторжения полярникам повезло не стать свидетелями тех ужасов, происходивших за пределами шестого континента.

С этого дня начались долгие и суровые в истории человечества десять лет, известные как годы Адаптации.

В это время люди, не умеющие самостоятельно добывать пищу и не привыкшие к нескончаемому холоду, были вынуждены осваивать еще недавно считавшуюся эхом далекого прошлого охоту на тюленей и ловлю рыбы. Методом проб и ошибок они принялись осваивать китобойный промысел. Поверхностно изучая этот вид деятельности из книг и на основе знаний тех немногих выживших рыбаков и моряков, они изощрялись в добыче тепла. Открывая для себя заново свойства китового жира, уса и спермацета, они учились бороться с цингой, которая убила сотни людей, с помощью тюленьего жира, печени и овощей, выращиваемых на контейнерах-фермах.

В то нелегкое время Матвею было всего три года, но он прекрасно помнил, как сильно голодал из-за сильной экономии имеющихся ресурсов. Даже его отец, военный по профессии и прежде здоровый как бык, после трех месяцев Адаптации превратился в ходячего скелета, отдающего половину своей банки тушенки Матвею.

– Кушай, сынок, тебе силы пригодятся. За тобой будущее.

– Какое будущее, пап?

Но он не отвечал, лишь тихо улыбался. И только сейчас Матвей понимал, о каком будущем говорил его отец, когда еще был жив.

Именно тогда, в те тяжелые годы, когда проблем и без того хватало, на станции Прогресс появился смертельно опасный вирус, по симптомам которого местные узнали штамм Черни, бушующей на протяжении последнего года и во время Вторжения.

Как вирус оказался на территории станции, оставалось загадкой. Одни ополчились на станцию Чжуншань, находившуюся в трехстах километрах от Прогресса (отец рассказывал Матвею, что еще были живы воспоминания о COVID-19, вакцину от которого удалось разработать лишь к 2053-му году. Именно из Китая и пришел вирус); другие говорили о наличии вируса в съестных запасах, привезенных еще на контейнеровозе.

Только вот все эти теории и догадки не значили ровным счетом ничего для Матвея и его отца, поскольку оба они оказались в числе зараженных, как и почти остальная половина новоприбывших на Прогресс.

Чтобы предотвратить распространение вируса среди здоровых, тогдашний староста Прогресса (звали его Зотовым Михаилом) под давлением взбунтовавшейся толпы, которой зараза еще не коснулась, распорядился погрузить всех больных на вездеходы и отправить на карантин в одну из самых неблагоприятных станций Антарктиды – Восток, снабдив жалким запасом продовольствия. Однако он клятвенно пообещал, что через месяц, по прошествии которого по его расчетам люди съедят выделенный им запас консервов и прочего сухого пайка, он пришлет еще один вездеход и будет присылать их до тех пор, пока в этом будет нужда.

Переброска больных происходила в разгар зимы, когда термометр на территории Востока не падал ниже минус шестидесяти градусов Цельсия на протяжении почти полугода.

Восток, в отличие от других прибрежных русских станций, не мог похвастаться количеством сооружений и жилых модулей – станция не относилась к туристическим базам, – но для поддержания жизни здесь было все необходимое: ветряки, солнечные панели, ангар с вездеходами, электростанция и очиститель воды.

Прибыв на станцию, больные столкнулись с новой, вдобавок к вирусу, напастью на их организм – горной болезнью. Это коварное явление вызывало тошноту, мучительную нехватку воздуха и неприятный гул в ушах, способный свести с ума даже самых стойких. Всему виной было местоположение станции, возвышающейся ни много ни мало на высоте трех с половиной километров над уровнем моря.

Испытаниям не было конца – вдобавок к горной болезни возникла и проблема размещения почти двухсот человек на станции, рассчитанной лишь на шестьдесят полярников. Но все эти проблемы меркли по сравнению с тем, какая судьба была уготована новоиспеченным восточникам.

Больные стали тесниться, жить, где приходится, и страшно экономить выделенные им запасы, ожидая с каждым днем прибытия вездехода, обещанного Зотовым. К счастью, на станции был установлен очиститель воды, чья труба из высокопрочного материала тянулась аж до самого озера Восток. Эта труба, которую восточники ласково называют «Родничок», утоляет их жажду до сих пор, позволяя избегать лишних хлопот с растопкой льда, которую на себе испытывает большинство других станций.