Пока мои мысли еще устремлялись по этому направлению, мое внимание было привлечено грустным голоском, задавшим мне странный вопрос:

— Позвольте спросить, сэр, не знаете ли вы, где я могу найти открытую аптеку в такое позднее время?

Я оглянулся и увидел бедно одетого мальчика с корзинкой и с бумажкой в руке.

— Аптеки все теперь заперты, — сказал я, — а если вам нужно лекарство, то вы должны позвонить в ночной колокольчик.

— Не смею, сэр, — ответил маленький посланец, — я такой маленький мальчик и боюсь, что меня прибьют, если я заставлю встать с постели, если никто не замолвит за меня слово.

Мальчик посмотрел на меня при фонаре с таким печальным опасением быть прибитым, что я не мог устоять от желания помочь ему.

— Кто-нибудь опасно болен? — спросил я.

— Не знаю, сэр.

— У вас рецепт?

— Вот у меня что.

Я взял бумажку и посмотрел. Это был обыкновенный рецепт крепительного лекарства. Я посмотрел на подпись доктора, это было имя совершенно неизвестное. Под ним Стояло имя больной, для которой было выписано лекарство. Я вздрогнул, когда прочел. Это было имя мистрис Бранд.

Мне тотчас пришло в голову, что англичанин так написал иностранное Ван-Брандт.

— Вы знаете даму, которая послала вас за лекарством? — спросил я.

— О! Я знаю ее, сэр. Она живет у моей матери и должна за квартиру. Я сделал все, что она приказала мне, только лекарства достать не мог. Я заложил ее перстень, купил хлеба, масла и яиц и сдачи получил. Матушка из этой сдачи хочет взять за квартиру. Я не виноват, что заблудился. Мне только десять лет — и все аптеки заперты!

Тут чувство незаслуженной обиды победило моего маленького друга, и он расплакался.

— Не плачьте, — сказал я. — Я вам помогу. Но прежде расскажите мне об этой даме. Одна она?

— С ней ее девочка.

Биение моего сердца участилось. Ответ мальчика напомнил мне о той девочке, которую видела моя мать.

— Муж этой дамы с ней? — спросил я потом.

— Нет, сэр, теперь нет. Он был с ней, но уехал и еще не возвратился.

Я наконец задал последний решительный вопрос.

— Муж ее англичанин? — — спросил я.

— Матушка говорит, что он иностранец, — отвечал мальчик.

Я отвернулся, чтобы скрыть свое волнение. Даже ребенок мог заметить его.

Будучи известна под именем «мистрис Бранд», бедная, такая бедная, что принуждена была заложить свой перстень, брошенная человеком, который был в нашей стране иностранец, оставшаяся одна с своей девочкой — не напал ли я на след мистрис Ван-Брандт в эту минуту? Не предназначено ли этому заблудившемуся ребенку, быть невинным орудием, которое сведет меня с любимой женщиной, в то самое время, когда она больше всего нуждается в сочувствии и помощи? Чем больше я думал об этом, тем больше укреплялось мое намерение отправиться с мальчиком в дом, в котором жила постоялица его матери. Часы пробили четверть двенадцатого. Если мои ожидания обманут меня, у меня все-таки еще оставалось три четверти часа, прежде чем кончится месяц.

— Где вы живете? — спросил я.

Мальчик назвал улицу, название которой я тогда услышал в первый раз. Он мог только сказать, когда я стал расспрашивать подробнее, что он живет возле реки, а на каком берегу, он не мог сказать мне оттого, что совсем сбился с толку от испуга.

Когда мы еще старались понять друг друга, недалеко проезжал кеб. Я окликнул извозчика и назвал ему улицу. Он знал ее очень хорошо. Улица эта отстояла от нас за целую милю в восточном направлении. Он взялся отвезти меня туда и обратно к собору святого Павла (если окажется необходимым) менее чем за двадцать минут. Я отворил дверцу кеба и велел садиться моему маленькому другу. Мальчик колебался.

— Позвольте спросить, мы едем в аптеку, сэр? — сказал он.

— Нет. Ты едешь прежде домой со мной.

Мальчик опять заплакал.

— Матушка побьет меня, сэр, если я вернусь без лекарства.

— Я позабочусь, чтобы твоя мать не побила тебя. Я сам доктор и хочу видеть эту даму прежде, чем мы купим лекарство.

Объявление моей профессии, по-видимому, внушило мальчику некоторое доверие, но он все-таки не показывал желания ехать со мной к матери.

— Вы хотите получить плату с этой дамы? — спросил он. — Я ведь выручил за перстень немного. Матушка хочет взять эти деньги за квартиру.

— Я не возьму ничего, — ответил я.

Мальчик тотчас сел в кеб.

— Ну, пожалуй, — сказал он, — только бы матушка получила свои деньги.

Увы, бедные люди!

Воспитание ребенка в отношении треволнений жизни уже было закончено в десятилетнем возрасте!

Мы поехали.

Бедная темная улица, когда мы поехали по ней, грязный и ветхий деревянный дом, когда мы остановились у двери, предупредили бы многих в моем положении, что они должны приготовиться к неприятному открытию, когда войдут внутрь жилища. Первое впечатление, которое это место произвело на меня, состояло, напротив, в том, что ответы мальчика на мои вопросы сбили меня с толку. Просто было невозможно соединить мистрис Ван-Брандт (как я помнил ее) с картиной бедности, с которой я столкнулся теперь. Я позвонил в колокольчик у дверей, будучи уверен заранее, что мои розыски не приведут ни к чему.