Мне не нравился этот дворянин. Мне не нравилось, что само его присутствие заставляло меня чувствовать себя так же, как год назад, как кусок мяса, который нужно съесть, как удовольствие, которое нужно жаждать. Я улыбнулась ему, но скорее я обнажила зубы.

— Я — экзотический приз, — сказала я, и в моем голосе прозвучал сарказм.

Саймон рассмеялся.

— Так и есть. Ришанские короли всегда любили коллекционировать красивые и диковинные вещи. — Его взгляд вернулся к Райну, все еще занятому разговором в другом конце комнаты, и меня потрясло то, как он смотрел на Райна — точно так же, как эти дворяне всегда смотрели на меня: тот же голод, те же притязания.

Словно почувствовав этот взгляд так же, как и я, Райн оглянулся на нас.

Его надменная фальшивая улыбка, предназначенная для Тенерожденного принца, исчезла.

— Не так давно, — заговорщицки пробормотал Саймон, — Райн был красивой экзотической вещью. Он когда-нибудь рассказывал тебе об этом? Наверное, нет.

Я всю жизнь была пешкой в мелких играх за власть. Я знала, как распознать, что стою в центре доски. Саймон использовал меня, чтобы подшутить над Райном. Использовал меня, чтобы унизить его, двести лет спустя, в качестве мести за то, что Райн имел наглость стать кем-то более могущественным, чем он.

Я презирала его.

Кончик пальца Саймона коснулся моего обнаженного плеча.

Я поймала его запястье.

Это не то, что должна делать покорная королева-рабыня.

Не то чтобы мне было на это наплевать.

— Он рассказал мне все, что мне нужно было знать, — сказала я и обнаружила некоторое удовлетворение, когда улыбка Саймона мимолетно исчезла, словно он думал: да как ты смеешь.

Хорошо. Иногда это действительно вызывает вопрос, как я могу позволять себе такое, не правда ли?

Внезапно между нами возникла огромная фигура, одна рука легла мне на плечо.

Улыбка, которой Райн одарил Саймона, была едва ли не выражением угрозы, достаточно ясной, чтобы обнажить самые острые кончики его зубов.

— Она моя, — сказал он. — И я не делюсь.

Я никогда не слышала такого голоса Райна — как скрежет прутьев, едва сдерживаемый чем-то гораздо худшим.

Он не дал Саймону возможности сказать что-то еще. Вместо этого он обнял меня за плечи и повел прочь, к центру бального зала.

Чувствуешь себя собственником? Я хотела сказать, но не успела, он прорычал:

— Держись от него подальше. Если хочешь сделать мне больно, делай это другими способами.

Это был, пожалуй, единственный раз, когда Райн обратился ко мне подобным образом — в приказном тоне. И все же, хотя инстинкт подсказывал мне, что надо наброситься на него за то, что он так со мной разговаривает, но что-то другое, скрытое под жесткостью его тона, заставило меня остановиться.

Я остановилась и посмотрела на него, и он сделал то же самое. Его выражение лица было подобно каменной стене. Потом что-то изменилось. Смягчилось. Мне показалось, что он выглядел почти извиняющимся?

Он обвел взглядом зал, словно заново вспоминая, где мы находимся. Он выпрямил спину и сгладил выражение лица.

Он протянул руку.

— Потанцуй со мной.

— Из меня плохой танцор.

Его рот сжался в тонкую линию, как будто такая реакция была забавной.

— Я думал, Кейрис подготовил тебя к танцам.

Я не была уверена, что кто-то может назвать то, что делал Кейрис, «подготовкой». Он присылал кого-то, чтобы дать мне несколько беглых уроков танца — чтобы я не опозорила нас всех! — и я позволяла им огрызаться на меня в течение нескольких часов, прежде чем прогнать их из своей комнаты.

Из уст Райна вырвался приглушенный смешок.

— Ох, это лицо точно говорит мне о том, как все обстояло на самом деле.

— Из меня плохой танцор, — снова проворчала я.

Он подошел ближе, его голос понизился.

— Может быть. Но ты прекрасно двигаешься. А со мной ты двигаешься еще лучше. И мне нужно объяснение, почему я только что стоял посреди зала и дрался с тобой.

— Я думала, ты хочешь, чтобы я дралась с тобой на публике. Я думала, что должна быть разъяренной хиаджской пленницей.

— В таком случае, — прошептал он, взяв меня за руку, — просто продолжай ходить с таким лицом, и все будет в порядке.

Его прикосновение было таким нежным в контрасте с грубостью его рук. Теплым — теплее, чем, казалось бы, должно быть прикосновение вампира. Но, впрочем, кожа Райна всегда казалась немного теплее, чем у других.

Все мои первобытные инстинкты при этом прикосновении кричали: «Опасность!»

Но когда он начал двигаться, я двинулась вместе с ним.