Он, должно быть, подумал, что я сбежала. Это было бы разумным предположением.

— Ты пришел, чтобы найти меня, — сказала я.

Его улыбка погасла.

— Это действительно так удивительно?

— Я думала, ты подумаешь, что я…

— О, я действительно так подумал.

— Но ты все равно пришел за мной. Почему?

Он издал нечто среднее между выдохом и насмешкой.

— Что? — сказала я.

— Я просто… ничего. Просто повернись, чтобы я мог осмотреть твои крылья.

Мои крылья.

От этой мысли кровь отхлынула от моего лица. О, Богиня. Я была настолько дезориентирована, боль была настолько невыносимой, что ужасная реальность того, что случилось с крыльями, еще не дошла до меня.

Они были пробиты гвоздями. Много раз.

Он устроился позади меня.

— Дай мне немного места сзади.

Я повиновалась, морщась, когда наклонилась вперед на кровати, подогнув под себя ноги. Он выдохнул сквозь зубы, и у меня свело живот.

Мои новые крылья — единственный подарок за эти последние ужасные месяцы. Поломанные крылья.

Я выдохнула, приготовившись к ответу:

— Как они выглядят?

— Я рад, что ты убила эту развратную суку. Если бы она была жива, когда я пришел…

Ему не нужно было заканчивать фразу.

У меня пересохло в горле.

— Значит, все плохо?

— Она прибила тебя к гребаной стене.

— Я не смогла их убрать. Я не смогла…

— Это трудно сделать. Труднее, чем призвать их, и почти невозможно, если они повреждены, даже для тех, кто родился с ними. Я должен был убедиться, что научил тебя этому, прежде чем оставить тебя. Это было глупо с моей стороны.

Его голос смягчился, и я вздрогнула от этого.

— Мне не нужна жалость. Скажи мне правду. — Мои слова немного дрогнули, несмотря на все мои усилия. — Они уничтожены, верно?

Повисла тишина.

Ужасная тишина.

Кровать сдвинулась. Райн облокотился на меня, повернув мою голову за подбородок так, что я смотрела ему в лицо.

— Так вот что ты думаешь? Что ты больше никогда не сможешь летать?

Должно быть, выражение моего лица говорило достаточно.

Я ожидала, что выражение его лица смягчится, но вместо этого оно стало более жестким, как будто я оскорбила его.

— Ты создана для неба, Орайя. Никогда не позволяй никому отнять у тебя это. Конечно, ты будешь летать. — Он отпустил меня и вернулся к моей спине. Себе под нос он пробормотал: — Как будто я когда-нибудь допущу, чтобы это случилось.

Мой выдох был прерывистым от облегчения.

— Так они заживут?

— Это займет некоторое время, но они заживут. Они уже выглядят намного лучше, чем были.

Они заживут. Я никогда не слышала двух более прекрасных слов. Райн произнес их так, словно, если бы ему пришлось, он превратил бы их в правду.

Позади меня послышался шорох и звук чего-то отвинчивающегося — может быть, банка? Я попыталась оглянуться через плечо, но безуспешно.

— Что это?

— Лекарства. Ты должна лечиться.

Я не могла повернуться настолько, чтобы увидеть, что держит Райн, по крайней мере, я не могла повернуться без боли, но я заметила слабое свечение на прикроватной тумбочке. Это было хорошее средство, что бы он ни достал.

Наступило долгое, неловкое молчание.

— Ты не возражаешь, если я…? — спросил он.

Прикоснуться ко мне. Он должен был прикоснуться ко мне.

— Я могу позвать Мише, если хочешь, — сказал он, — Ее сейчас нет, но…

— Нет, — отрывисто сказала я. — Все в порядке. В любом случае ты уже делал это.

— Будет больно, наверное.

— Всё хор…

Мое тело напряглось. В глазах замелькали белые пятна.

— Черт, — выдохнула я.

— Подумал, что будет лучше не предупреждать тебя.

Я узнала эти слова. Я изобразила полуулыбку вкупе с гримасой, когда он перешел к другой ране.

— Ты прав, — сказала я. — Теперь я понимаю тебя.

— Да. Но ты хорошо подлатала мне спину. Я верну тебе должок. Обещаю.

В горле встал комок, когда я впервые за несколько месяцев подумала о той ночи — ночи, когда Джесмин несколько часов пытала Райна после нападения на Лунный дворец. Теперь многое в этом воспоминании казалось… другим. Более трудным для понимания.

— Наверное, тебе было тяжело в ту ночь, — сказала я.

— Когда меня зашивали или пытали?

— Когда допрашивали. Ты не сломался.