— Дерьмо.

Я вздрогнула.

Я не услышала приближение женщины, что было одновременно и неловко, и опасно. Она была высокой и гибкой, с веснушками, разбросанными по коже бронзового цвета, широкими темными глазами и ореолом из подстриженных черных локонов вокруг головы. Она ухмылялась, мясное пирожное капало розовым соком на кончики ее пальцев, когда она протягивала его мне.

— Это очень вкусно.

Мне не очень нравилось, когда вампиры произносили слово «вкусный», стоя так близко ко мне. Я сделала два плавных шага в сторону.

— Хорошо.

— О, ты многое пропускаешь. Это…

— Орайя.

Винсент никогда не кричит. Его голос был достаточно сильным, чтобы прорезать любую комнату. Оглянувшись через плечо, я увидела его у арочного входа в бальный зал, он кивнул мне в сторону коридора с безошибочным посланием: Пойдем.

Ему не нужно было повторять дважды. Я не стала прощаться с женщиной, шагая за ним, более чем благодарная за то, что покинула эту яму с когтями и зубами.

И все же я еще раз бросила взгляд на ту картину. Мужчины уже не было. Падший ришан только хватался за воздух, снова брошенный на произвол судьбы

Глава

4

Я никогда не пила. Вампирский алкоголь был невероятно крепким для людей, и, кроме того, для меня было опасно притуплять чувства. Винсент тоже редко пил, вероятно, по тем же причинам, что и я. Поэтому я удивилась, когда он принес вино в мои покои. Мы сделали крошечные глотки, а затем убрали его в сторону, оставив нетронутым, пока сидели в тишине, слушая потрескивание огня.

Наконец, он заговорил.

— Я думаю, ты подготовлена настолько, насколько это возможно.

Он говорил так, словно пытался убедить в этом в основном самого себя.

— Другие будут недооценивать тебя, — продолжил он. — Используй это. Это отличное преимущество.

Он был прав. Я давно поняла, что лучшее оружие, которое у меня есть, — это моя собственная слабость. Я использовала ее для убийства почти каждую ночь в трущобах. Сейчас мне казалось, что этого недостаточно.

Я проглотила комок в горле. Я наблюдала за отцом, когда он смотрел на огонь, красный свет играл на бледных, жестких углах его лица. Неужели он так же нервничал в ту ночь, когда преподнес себя когда-то на Кеджари?

— Так вот что ты сделал? — спросила я. — Позволил им недооценить тебя?

Он моргнул, ошеломленный. Я редко спрашивала его о том, как он провел время в Кеджари. Я вообще редко спрашивала его о прошлом. Возможно, тот глоток вина или моя почти неизбежная скорая смерть сделали меня немного смелым.

— Да, — сказал он через мгновение. — И, вероятно, именно поэтому я победил.

Сейчас это казалось смешным, что Винсент когда-либо был кем-то, кого можно было недооценивать. Но двести лет назад он был всего лишь молодым, менее знатным хиаджем. Тогда Дом Ночи находился под контролем ришанцев, и казалось, что так будет продолжаться еще столетия.

— Ты нервничал?

— Нет. Я знал, что должен делать.

На мой видимый скептицизм, он поднял одно плечо, почти пожав плечами.

— Хорошо, — признал он. — Я нервничал. Но я знал, что Кеджари — мой единственный путь к жизни, достойной воспоминаний. Смерть не страшна, когда она сравнима с ничтожным существованием.

Ничтожным существованием.

Эти слова неожиданно сильно задели меня. Потому что какое существование было более ничтожным, чем это? Жить в постоянном страхе, скованной собственной кровью и собственной человеческой слабостью? Я никогда не смогла стать лучше и никогда не смогу спокойно жить, если буду постоянно бороться за выживание. Никогда не смогу стать чем-то стоящим для… для людей, у которых не было ничего, кроме меня.

Моя челюсть сжалась так сильно, что задрожала. Я взяла свой бокал и сделала еще один глоток вина, в основном потому, что мне отчаянно хотелось сделать что-нибудь своими руками. Я чувствовала на себе взгляд Винсента. Чувствовала, как смягчается его взгляд.

— Ты не обязана этого делать, моя маленькая змейка, — мягко сказал он. — Только сейчас я понимаю, что, возможно, никогда не говорил тебе этого.

Было бы ложью сказать, что у меня не было искушения убежать, искушения спрятаться в пространстве между комодом и стеной, как в детстве. Какая-то часть меня все еще всегда пряталась, потому что я никогда не собиралась быть никем иным, кроме как добычей.

Нет, это не полноценная жизнь. Это вообще не было жизнью.

— Я не отступлю, — сказала я.

Я посмотрела вниз на свою руку, на изящное серебряное кольцо на мизинце правой руки. Простое кольцо с черным бриллиантом, таким маленьким, что он был не больше самого кольца.

Оно было у меня в кармане, когда Винсент нашел меня в детстве. Мне хотелось думать, что оно принадлежало моей матери. Может быть, это была просто бесполезная безделушка. Наверное, я никогда этого не узнаю.

Я рассеянно теребила его. От внимания Винсента не ускользнуло даже это крошечное движение.