В баре воцарилось столпотворение.

Наоми пискнула и потянулась к подолу своей юбки.

На ней было нижнее белье, которое я ей купил, и я знал, что какой бы холодной она ни была, она чертовски скучала по мне.

«Все могут видеть мое нижнее белье!» — взвизгнула она.

Я положил ладонь на ее попку. «Лучше?».

«Я собираюсь влепить тебе такую пощечину, что у тебя голова пойдет кругом», — пригрозила она, когда я вывел нас из бара и повел к своему кабинету.

К тому времени, как я набрал код на двери, она перестала сопротивляться мне и повисла вниз головой, скрестив руки на груди, что, как я мог только предположить, было выражением недовольства.

Я терпеть не мог убирать от нее свои руки. Я хотел бы, чтобы был способ пройти через это, не отпуская ее. Но при обычных обстоятельствах я был неважным собеседником, а когда у меня болел член, я был еще хуже.

Я схватил ее за бедра и позволил ей скользить вниз по моему телу, пока ее пальцы ног не коснулись пола. Мгновение мы стояли там, прижавшись друг к другу, как будто были одним целым. И всего на секунду, когда она посмотрела мне в глаза, прижав ладони к моей груди, все показалось правильным.

Затем она оттолкнулась от меня и отступила назад.

«Какого черта тебе от меня нужно, Нокс? Ты сказал, что не хочешь быть вместе. Мы не вместе. Я не собираюсь ходить за тобой по пятам, умоляя дать мне еще один шанс. Я уважала твои пожелания».

Я боялся, что она получит неправильный ответ, если заглянет мне ниже пояса, поэтому я подвел ее к стулу за своим столом.

«Садись».

Она смотрела на меня целых тридцать секунд, скрестив руки на груди, прежде чем сдаться. «Прекрасно», — сказала она, плюхаясь в мое кресло. Но расстояние не заставило меня почувствовать себя лучше. Я начинал понимать, что единственное, что я делал, — это был рядом с ней.

«Ты продолжаешь говорить, что хочешь одного, а потом ведешь себя так, будто хочешь чего-то совершенно другого», — сказала она.

«Я знаю».

Это заставило ее замолчать.

Мне нужно было двигаться, поэтому я расхаживала перед столом, желая сохранить что-то между нами.

«Есть кое-что, чего ты не знаешь».

Ее пальцы забарабанили по рукам. «Ты собираешься просветить меня в ближайшее время, или мне придется распрощаться со всеми этими советами?».

Я запустил руки в волосы, провел одной по бороде. Я чувствовал себя потным и нервным. «Не торопи меня, ладно?».

«Я не собираюсь скучать по работе у тебя», — сказала она.

«Черт. Наоми. Просто дай мне секунду. Я ни с кем не говорю об этом дерьме. Хорошо?».

«Зачем начинать сейчас?» Она встала.

«Ты встречалась с моим отцом». Я выпалил эти слова.

Она медленно опустилась обратно в кресло.

Я снова принялся расхаживать взад-вперед. «В приюте», — сказал я.

«О Боже мой. Дюк», — сказала она. Осознание поразило ее. «Ты подстригал ему волосы. Ты нас познакомил».

Я их не знакомил. Наоми представилась сама.

«Когда умерла моя мама, он не стал разбираться. Он начал пить. Перестал ходить на работу. Попался за вождение в нетрезвом виде. Вот тогда Лиза и дедвушка приютили нас. Они тоже горевали. Для них пребывание рядом со мной и Нэшем не было каким-то болезненным напоминанием о том, что они потеряли. Но мой отец… Он даже не мог взглянуть на нас. Пьянство продолжалось и здесь. Прямо здесь, в баре, до того, как это место стало «Хонки Тонк».

Может быть, именно поэтому я его купил. Почему я почувствовал себя обязанным превратить это во что-то лучшее.

«Когда алкоголь перестал одурманивать его, он начал искать что-нибудь покрепче».

Так много воспоминаний, которые, как я думал, я похоронил, нахлынули на меня.

Папа с налитыми кровью глазами, царапинами и струпьями на руках. Синяки и порезы на своем лице, которых он не помнил.

Папа свернулся калачиком на полу кухни, крича о жуках.

Папа без сознания лежит на кровати Нэша, рядом с ним пустой пузырек из-под таблеток.

Я случайно взглянул на нее снизу вверх. Наоми сидела неподвижно, с широко раскрытыми печальными глазами. Это было лучше, чем ледяное безразличие.

«Он с полдюжины раз проходил реабилитацию, прежде чем мои бабушка с дедушкой выгнали его оттуда». Я запустила руку в волосы и схватилась за затылок.

Наоми ничего не сказала.

«Он так и не смог взять себя в руки. Никогда не пробовал. Нэш и я были недостаточной причиной для того, чтобы он держался. Мы потеряли нашу маму, но она не хотела покидать нас». Я с трудом сглотнул. «Папа? Он сделал выбор. Он бросил нас. Он просыпается каждый день и делает один и тот же выбор».

Она прерывисто выдохнула, и я увидел слезы в ее глазах.