Тесса опять завидовала. Потому что Ринка собирала вещи в сумку с видом такого тотального удовлетворения на лице, что не завидовать не получалось. На застеленной постели ждал Александер.

Всё изменилось. Всё. Куда-то упорхнула сразу после презентации счастливая Анжела – поехала, вроде как, смотреть приглянувшийся город. Из комнаты она не вышла – выплыла, разворачивая за спиной крылья. Свободная, переполненная вдохновением.

Теперь уезжала Ирине.

Тереза в очередной раз поняла, как сильно может разниться ощущение «остаться одной». Когда-то она чрезвычайно сильно этого желала, теперь же ощущала себя потерянной. Наблюдала за чужими взглядами, немыми диалогами «Я тебя жду, не торопись. Люблю тебя. Тоже тебя люблю…», тайком вздыхала. Прикоснуться к чужой радости – это не украсть чуть-чуть, нет, но напомнить себе о чем-то важном.

Молчал Информатор. Как в воду канул после фразы о том, что в семь вечера ждет Тессу в стоящей у дома сорок семь по Лэйн-драйв машине.

Она знала – он в ней попрощается.

(Виталий Будяк – Благода)

До вечера она дожила, дотерпела кое-как – никогда время не тянулось столь медленно. Ощущала себя бабкой в доме престарелых, которой, чтобы добраться до кровати и провалиться в ночной сон, нужно сначала пережить обед, просмотр телевизора в общей комнате, сеанс массажа, переждать кучу ненужных разговоров, вечерние настольные игры…

Она держала его руку. Человеческую на ощупь. И нет.

В машине настолько затемненные стекла, что, кажется, ночь. Ей, однако, все равно посоветовали не отрывать глаза, чтобы «не размазывать» впечатление. Но Тереза не была бы собой, если бы ни ослушалась – конечно, она посмотрела на Диквела. Он выглядел так же, как тогда в подворотне, напоминал гитариста из Хойтагена, когда проглядывали человеческие черты. А спустя мгновение они растворялись, плыли, и становилось ясно – он не врал. Про магнитно-резонансную форму существования, не выдумывал эти сложные фразы, описывающие его происхождение.

– Ты уходишь.

Она снова сидела с закрытыми глазами и сжимала его руку, как сжимают ладонь умирающего.

– Ухожу, да. Но я буду появляться время от времени в твоей жизни. Не переживай.

Ей было сложно не переживать. Она опять оставалась в одиночестве. Дело не в наушнике, не в постоянно получаемой оттуда информации – Тереза вообще пришла к выводу, что иногда, а, может, и всегда, лучше ничего не знать наперед. Легче жить в прямом смысле этого слова. Может, глупый вывод, но знать тяжелее. Просто она оставалась без друга, без кого-либо в мире. Тяжелое чувство.

– Я буду звонить, а ты будешь молчать?

– Иногда я буду отвечать. Когда тебе будет очень нужно.

– Меня смущает слово «очень». То есть, когда я буду на грани?

– Не воспринимай грани слишком серьезно. Будешь об этом помнить, соступишь с любой и вернешь себе баланс.

Она молчала. Его рука была теплой. А ей некуда было идти, снова терялись смыслы – от неё уходил друг. Гладила чужие пальцы, линии на чуть пружинистой, не совсем человеческой ладони. Чтож, пусть это их последняя встреча, она была ей очень нужна.

– Я знаю, что ты хочешь мне сказать, что я старый пиз№ун.

В другой бы раз она рассмеялась, но пока веки щипали непролитые слезы. Почему её с рождения преследует ощущение «оставленности»? Оно когда-нибудь вообще пройдет?

– Пройдет, – Диквел слышал, как и всегда. – Скорее, чем ты думаешь.

– Знаешь, – ей все-таки хотелось поговорить, пока существовала возможность, – я не понимаю. Не понимаю, как в мире, где правят такие могучие мужики, как Комиссионеры, могут существовать маньяки. Прямо под носом.

Диквел не торопился со словами. Иногда он все-таки казался ей человеком, но это впечатление смазывалось так же быстро, как и черты его лица, если на них смотреть.

– Они умны и дальновидны. Они позволяют существовать всему, что запрашивают души тех, кто пришел за опытом.

– Анжела, Ирине – они пришли за таким опытом? А я? Почему я с этим столкнулась?

– А ты никогда не думала о том, что именно этот тест и был главным для вас шестерых?

Она думала. Что те комнаты и задания в общежитии были, как детские игрушки. Но их главное сражение, сражение с Воганом, было тем, что проявило изнутри каждую и каждого. Проявило по-настоящему.

– А Эмилия? – не сдавалась Тереза. – Ладно, мы просто «проскочили» опыт с маньяком, задев его краем, почти не пострадав, но она пробыла у него долго!

– Эмилия… Что ты знаешь о людях? Ей было положено пройти этот опыт где угодно, в том числе в родном мире.

– Этого требовала её душа?

– Её душа требовала избавления от этого страха. И теперь его уже не будет. Только в родном мире ей надлежало умереть, а здесь она выжила. И её выходят тут такими технологиями, что её сознание станет новым, сияющим, поверь мне. А нужда в опыте страдания ушла. Ты будешь после этого ругать Комиссионеров? Они видят такие слои мироздания, которые невозможно постичь тем, что вы – люди – называете «умом».