— Смотри, какие порции! Вот молодцы.

Я уселся, схватил ложку, опустил в борщ, и под ложечкой засосало, мир смазался, голос Цыгановой отдалился. Твою мать! Смертельная угроза!

— Не ешь, — сказал я, и голос прозвучал будто издалека, но вскоре пиксельная картинка обрела четкость.

Значит, не ошибся: причина угрозы для жизни — именно этот борщ.

— Почему? — удивилась бабушка.

— Он испортился. Потому так его и много: вылить жалко, решили скормить нам.

Бабушка выловила кусок мяса и долго нюхала, я сделал так же, но специи перебивали кислый запах. Официантка настороженно следила за нами, встретилась со мной взглядом, сглотнула и покосилась в кухню.

Сучка! Все она знала.

— Девушка, — проговорил я строгим голосом, — мне кажется, что борщ прокис. А еще мне кажется, что вы специально нам его подсунули. И я сейчас позвоню в санэпидемстанцию, заплачу им денег, и вас тут раком поставят.

— Да вы что, он свежий, — вяло возразила она, я встал, выпил компот и продолжил прессинг: — Свежий, да? Ну тогда иди, пробуй.

Официантка подошла, взяла тарелку, зачерпнула ложкой борщ, но я схватил ее за руку.

— Ты же сдохнешь, дура! В больницу точно загремишь.

— Интересно, хозяева в курсе, что вы тут клиентов травите? — подключилась бабушка.

Официантка стояла, обтекала, и в глазах блестели слезы. Из кухни выбежала повариха, окинула взглядом клиентов и решила не скандалить, не распугивать их. Молча унесла наши тарелки с борщом. Вернулась и предложила, упершись руками в стол.

— Есть пюре с котлетами. Будете? За счет заведения. Свежайшее.

Есть, да и находиться тут расхотелось, но я сказал просто чтобы проучить персонал:

— Если бы мы подохли, кафе не закрыли бы. А вот вам бы дали пинка под зад. Будем несите котлеты. И графин компота за счет заведения.

Повариха молча удалилась.

— Надо жалобную книгу попросить, — сказала бабушка.

— Кто тебе ее даст? Ее спрятали уже.

Немногочисленные посетители бросили есть, уставились в тарелки с сомнением. Двое мужчин подозвали официантку, что они говорили, не давала расслышать музыка.

Не прошло и пяти минут, как повариха принесла две порции пюре с огромной котлетой и горкой квашеной капусты. Аппетит, который вроде как пропал, вернулся. Я сразу же отрезал кусок котлеты, сунул в рот, но опасность мне не грозила, и мир сохранил четкость. Попал бы в средневековье — устроился бы к королю пробовать еду, проверять, не отравлена ли она.

Официантка, виновато отворачиваясь, поставила на стол заказанный мной графин с компотом.

— Выдыхай, — сказал я бабушке и налег на еду, но она не спешила, с сомнением ковыряла котлету.

— Может, пойдем отсюда?

— В этот раз свежее, — уверил ее я.

Не хочу никуда уходить. Задолбался бегать. Лучше сдохнуть, чем опять сайгачить по окрестностям. Покончив с обедом, я достал блокнот с переписью товара, ручку и спросил у бабушки:

— У тебя сколько?

— Чего сколько? — Она все еще гоняла кусок котлеты по тарелке.

Я потер пальцами, изображая пересчет денег.

— А, — сообразила она. — Сорок.

— У меня двадцать… Прикинь! Всего семьдесят! — я наклонился над столом. — Не тридцать! В два раза больше!

Теперь надо посчитать чистую прибыль. Потратил я на абрикосы 4500, а получили мы с них примерно 37000, ведь несколько килограммов продали по тысяче, а не по полторы, и сколько-то потеряли на поштучной продаже. В картошку вложена 1500, получено 8500 чистыми. Орехи — 200 вложено, 1300 получено. Фантастика! В черешни не вложено ничего, они с бабушкиного дерева, а получено 26000, ведь сколько-то мы выбросили и немного раздали.

Из прибыли вычитаем вложенные 6700, получаем 62800. Отнимаем двадцатку за лекарства, и выходит, что на руках у нас 42500! Я обвел цифру кругом и подвинул блокнот бабушке. Она глазам своим не верила и беззвучно шевелила губами.

— Я потратил свои, что заработал на ставриде, ни из отцовских ничего не взял, ни из тех, что занял! Шестьдесят за рейс!

— А что же будет, когда наши абрикосы пойдут, они красивее этих мелких армянских, — задумчиво проговорила бабушка.

— Они не только у нас поспеют, а везде, и стоить будут, как сейчас — черешня. Только везти их сложнее — уж очень хрупкие.

— Наши созревают в начале июля и раньше, чем у всех, успеем снять сливки.

— И хорошо! — кивнул я, потер руки. — Просто здорово! Абрикосы и орехи, вот что самое интересное.

— А осенью — хурма…

— То вообще экзотика! — согласился я, хотел припомнить, как они с тетей Ирой меня отговаривали и чуть ли не за придурка держали, но не стал.

Простимулированный победой, я крутил в голове планы, как бы увеличить оборот. Нанять грузчика здесь и там? Почему бы и нет, с такими доходами мы сможем себе это позволить. Да хоть на такси возить товар на рынок! Вот только нужно присмотреть другой рынок, желательно поближе, и нормальный, а не как этот был; выкупить место, охранникам отстегивать, чтобы никто не вздумал нас гонять, как эти азеры или кто они, нанять продавца…