Шрифт:
— А работал кем?
— Дослужился до старшего лейтенанта. Потом урода одного пристрелил при сопротивлении, — его карие глаза почернели. — Знал, что отпустят его. Меня судили, разжаловали, дали условный срок. Зато никто больше не… — Он встретился с осуждающим взглядом матери и смолк.
— Добрый день, уважаемые пассажиры! — Мы обернулись на голос.
В начале вагона стоял всклокоченный коробейник с большой спортивной сумкой, висящей на груди, как шарманка, оттуда выглядывали газеты.
— Представляю вашему вниманию самые интересные, самые свежие газеты! Начнем с горяченького! «Спид-Инфо». Почему развелся Вячеслав Малежик! Сенсация: инопланетяне предсказали будущее России! Читайте — и будете в курсе!
Господи, какой бред! И вся страна это читала на полном серьезе! Инопланетяне предсказали! Лада Дэнс беременна от ёжика. Ёжиком оказался Богдан Титомир. В Удмуртии родился ребенок с анальным отверстием во лбу. Это оказался третий глаз. Он был карим. Летающая тарелка была замечена в районе Артека. После этого на нудистов в окрестностях Аю-Дага стали нападать роботы-морковки.
Пришлось ждать, когда парень проорется и покинет вагон. Но быстро у него не получилось: газеты покупали. Женщина с прической «советская барашка», сидящая рядом с нашей площадкой, купила тот самый «Спид-Инфо». Парень заискивающе заглянул в глаза деду.
— Иди отсюда, — рыкнул он, и коробейника сдуло из вагона.
— Что же он такого сделал? — продолжил разговор я, имея в виду преступника, которого пристрелил дед
— Он хуже, чем убийца. У соседки дочь… Была дочь. Больше нет.
Больше он ничего не сказал, стоял молча, заново переживая те события. Я тронул его и сказал:
— Дед, я тобой горжусь!
Он грустно улыбнулся.
— Давно это было. Теперь работаю сторожем на складе. Доски охраняю. Но на жизнь хватает… Следующая станция — Киевская, наша.
Мы вынесли кравчучку из вагона, дед все так же толкал ее, у меня был только рюкзак, и я мог смотреть не только перед собой, но и по сторонам. Какая все-таки Москва красавица! Станции метро — просто произведения искусства. Взять хотя бы эту: массивные люстры, лепнина, картины в узорчатых рамах. Если бы не толпа народа, можно было бы водить сюда иностранцев на экскурсию. Интересно, кто автор картин? И гугла нет, чтобы узнать!
Когда вышли из подземки, я отыскал взглядом место, где должны выситься башни Москвы-Сити. Нет ничего. Нет стеклянно-пластиковых строений, дорогих иномарок. Зато прямо на грязи, окруженный окурками, стоял мужик с тележкой. На клеенке поверх кравчучки лежали караси, от которых он хворостиной гонял мух.
Рядом продавала блузку женщина тощая настолько, что хотелось купить ей пирожок у соседней торговки.
— Тут идти далеко, — сказал я. — Дед, давай везти тележку по очереди.
Но дед справлялся неплохо, так все пятнадцать минут меня к ней и не подпустил. Мама шагала рядом, оглядывалась по сторонам и всем своим видом говоря: «Что я здесь делаю? Страшно-то так!» Наверное, грядущий визит в онкоцентр так сильно ее пугал.
По широкой дороге мы добрались до рынка. Точнее до площади возле него, где толпился народ. Оставив деда и маму, я прошвырнулся по ряду, узнал цены. Черешня от шестисот до тысячи, такая, как у нас — восемьсот. Орехи — от тысячи до тысячи восьмисот. Абрикосов не было ни у кого, потому что еще не сезон.
Как и в прошлый раз, я предпочел прилавок торговле с пола и побежал на сам рынок договариваться с бабками.
Рынок делился на две части: крытую, где имелись овощные ряды с советскими весами, за которые следовало платить. Возле лотков с молочкой, консервами и колбасами толпились покупатели, в основном старики и молодежь, людей среднего возраста почти не было, и к каждому продавцу стояла очередь, как в Советском Союзе — за дефицитом.
Да, очереди остались и в это время, особенно — в ларьки за сигаретами, но чтобы так… Интересно, почему?
За прилавками, которые меня интересовали, продавцы стояли стеной, локоть к локтю, и приткнуться было совершенно некуда, потому я вернулся к железным точкам под открытым небом, но и тут свободных мест не оказалось.
Торговцы из Украины то ли платить не хотели, то ли просто не понимали, что можно договориться с местными, и все продавали с земли перед входом в рынок. Впрочем, как и на Таганке. И не брали в расчет, что тут, на рынке, есть хоть минимальная охрана, а там любой может ограбить. Да и те же менты явно больше берут, чем администрация рынка, а они такой поживы не упустят.
В этот раз быстро договориться не получилось. Бабки с петрушкой меня не пустили, картошечница тоже дала от ворот поворот. У остальных были соседи с черешней.
Я глянул на плотного мужика протокольного вида, продающего ножки Буша, и решил рискнуть.
— Добрый день, — проговорил я.
— Цена написана, че, повылезло? — писклявым голосом ответили мне, и я понял, что это не мужик, а женщина. Хорошо молодым человеком ее не назвал, а то мог бы и без зубов остаться.
Слова застряли в горле, но раз уж начал, я продолжил чисто для приличия: