Коростылев, тоже следивший за немцами, поднялся во весь рост и уже повернулся, чтобы идти в блиндаж, но вдруг ударился спиной о стенку траншеи, словно его кинула на нее неведомая сила, и, выронив из рук автомат, стал сползать на землю. И только тут Демидов услышал визг пуль над головой. Кто-то стрелял из автоматов по разведчикам длинными очередями. Он инстинктивно бросил взгляд на Коростылева и увидел над его правой бровью круглое отверстие, из которого, растекаясь по лицу, бежала струя крови. Судя по звуку автоматов, стреляли от реки с близкого расстояния. Поднять голову и разобраться в обстановке было невозможно — пули, пересекая траншею, вонзались в бруствер, поднимая пыль.

Демидов машинально приставил автомат к стенке траншеи, отцепил от пояса гранату и, выдернув чеку, размашисто бросил ее в сторону реки. Тут же туда полетела граната, брошенная Коваленком. Схватив автомат, Демидов высунулся из траншеи и увидел припавших к земле трех немцев, оказавшихся всего в двадцати метрах от блиндажа. Гранаты упали одна справа, другая слева, не задев их. Демидов дал длинную очередь из автомата. Один немец перевернулся на спину, другой, скрючившись и судорожно перебирая ногами, — на бок, третий, припав лицом к земле, даже не пошевелился.

Демидов почувствовал острый холодок под ложечкой. Он видел немцев, наступающих вдоль дороги, но как они оказались сзади, не мог понять. Ясно было одно — теперь бой придется вести в окружении. И уже есть первая потеря. С Коростылевым они воевали вместе больше года, это был хороший разведчик, надежный и опытный боевой товарищ. У Демидова заныло сердце. За два с лишним года войны он видел немало смертей своих боевых товарищей, но привыкнуть к этому не мог. Да и можно ли привыкнуть к гибели человека, если вместе с ним из жизни уходит целый мир.

Два дня назад Коростылев получил письмо из дому, в конце которого была маленькая приписка, сделанная детской рукой: «Папа, береги себя. Мы очень по тебе соскучились».

— Смотри, — радостно улыбаясь, говорил Коростылев, показывая исписанный листок Демидову. — Дочка написала. В армию уходил, читать еще не умела. А вернусь, поди, и не узнаю. Взрослой станет. Как думаешь, долго нам еще воевать?

— Пока Берлин не возьмем, немцы не сдадутся, — ответил Демидов.

Сейчас ему стало так плохо, словно в груди засела неразорвавшаяся граната. Спазмы сжали горло, грудь распирало от боли, но он все же пересилил себя. Надо было не только жить, но и продолжать воевать. Готовиться отбивать следующую атаку, которая начнется через несколько минут. Никаких сомнений в том, что она начнется, не было.

Демидов бросил взгляд на траншею. Коваленок стоял, высунувшись над ней, и наблюдал за берегом. В двадцати метрах от него с автоматом в руках, тоже высунувшись из траншеи, стоял рядовой Подкользин, пришедший в разведку совсем недавно. Рисковым был человеком Подкользин, но и фартовым до невероятности. Последнего языка вытащил прямо из траншеи.

Немец сидел на корточках и, закрывая огонек ладонями, курил сигарету. Подкользин определил его местонахождение по вспышке зажигалки. А когда подполз ближе, уловил острый запах табака. Осторожно, чтобы земля, не дай бог, не посыпалась в траншею, он подполз к ее краю, высунул голову и увидел под собой немца. Тот в это время сделал такую большую затяжку и выпустил столько дыма, что Подкользин чуть не раскашлялся. Немец был в каске. Подкользин опустил руку и очень интеллигентно постучал по ней пальцем. Немец поднял голову и даже в кромешной темноте разглядел над собой лицо русского солдата. Им овладел такой испуг, что, вскочив на ноги, он вытянулся в струнку и замер по стойке «Смирно!» Подкользин одной ладонью закрыл ему рот, другой схватил за мундир, оторвал от земли и вытащил из траншеи. И только потом вырубил его из сознания. Этого немца и притащили разведчики к себе в то утро, когда в расположение их полка прибыл командир дивизии Бобков.

Сейчас Подкользин внимательно следил за броневиком, направлявшимся к мосту. При этом постоянно поворачивал голову к речному берегу, где неожиданно появились немцы.

— Подкользин! — крикнул Демидов и, когда тот обернулся к нему, приказал подойти. — Давай унесем Коростылева.

Демидов взял Коростылева под мышки, Подкользин — за ноги, и они осторожно, словно боясь неловким движением причинить боль, внесли его в блиндаж. Женя кинулась к ним, на ходу развязывая свой вещмешок, чтобы достать индивидуальный пакет. Увидев кровь на лице Коростылева, она хотела перевязать его. Но Демидов, подняв руку, остановил ее.

— Не надо, — сказал он, — Ему это уже не поможет.

Они бережно положили Коростылева у стенки блиндажа прямо у входа. Женя смотрела на него и не верила, что Коростылев убит. Это сразу понял пленный немец. Опустив голову в колени, он отвернулся в угол и затих. Но разведчикам было сейчас не до него.

— Немедленно свяжись со штабом полка, — приказал Демидов Жене, — и передай, чтобы уничтожили хутор. Если его не накрыть, нам своих не дождаться.

Женя тут же кинулась к рации, вызвала штаб и передала то, что ей приказал Демидов. Но артиллерийские снаряды все так же рвались на передовой, артиллеристы пока не думали переносить огонь на хутор. А может и не получили приказ. Немцы фанатично защищались и с ходу прорвать их оборону, по всей видимости, не удалось.

— Сейчас вся надежда на твой пулемет, — сказал Демидов, повернувшись к Сукачеву. — К мосту под прикрытием броневика идет целая группа.

— Я их уже заметил, — ответил Сукачев.

— Тогда держись. Передала? — Демидов перевел взгляд на Женю.

— Да, передала, — кивнула она.

— Ну, вот и хорошо, — сказал Демидов, словно успокаивая самого себя.

Он выпрямился, автоматическим движением поправив ремень на гимнастерке, посмотрел на скорчившегося в углу немца, перевел взгляд на лежавшего у входа окровавленного Коростылева и молча вышел. Женя обхватила голову руками, стараясь не смотреть на убитого разведчика. Так близко сталкиваться с гибелью своего товарища ей еще не приходилось. У нее возникло ощущение, что смерть прикоснулась к ней самой. Но сейчас ей не было страшно никакой смерти, и это казалось странным.