Григорий удивляет. Он делает один большой шаг - и вот я уже в его объятьях.

– Каждый, Ада, каждый человек может ошибиться. Абсолютно любой. Не ошибается только мертвый. Главное, девочка, осознать. Вполне вероятно, ты тоже ошибешься, или уже ошибалась. Я ошибусь, наверняка, еще ни раз. На то мы и живые люди. Но мы должны делать выводы из своих ошибок. На то мы и homo sapiens. Каждый поступок, совершенный нами - это урок. Как без уроков ты не выучишь предмет, так без уроков - иногда вот таких негативных- ты не научишься жить. И, отвечая на твой вопрос, нет, мне не все равно. Но я вижу силу ее раскаяния. И знаю, что Лиза сделает все, чтобы эта ошибка больше не повторилась.

– А как быть мне?
– выбираюсь из его теплых рук. Кажется, мне в глаз соринка попала. Ну а какого хрена он тогда намокает...

– Это тебе решать. Ты можешь послать нас всех к дьяволу, и ты будешь права. А можешь позволить себе узнать, что будет дальше. Выбор за тобой. Но стоить заметить, чтобы немножко облегчить твой выбор, и хоть Лиза и просила не давить на тебя, но я, как ее муж, должен ее оберегать и сделать все для ее спокойствия, хочу сказать, что послать человека можно вообще в любой момент, - и он мне подмигивает.

– Вы что, какой-нибудь модный психолог?
– пытаюсь незаметно шмыгнуть носом.

– Почти, - улыбается Григорий, - я преподаю философию в университетах.

– Оу. Ясно.

– Ну что, пойдемте?
– спрашивает мать. Григорий берет ее за руку, а она посылает ему взгляд полный благодарности и любви.

– Да, пошлите!
– Ева обхватывает обеими ручками мою ладонь и тянет в сторону синей машины.

Мы заезжаем за цветами. Григорий покупает все гвоздики, которые есть в магазине, а я покупаю шесть белых роз с большими бутонами, вроде это чайные.

Чем ближе к кладбищу, тем тише становится в машине. Мы не разговариваем и даже Ева перестала болтать. Ее личико такое сосредоточенное, что невольно напрягаюсь.

– Приехали, - шепотом говорит мать, когда машина останавливается, хотя итак понятно, где мы.

В тишине выходим из машины. Ева сразу берет меня за руку и начинает тянуть в сторону входа. Что ж, иду за ней.

Я пытаюсь для себя находить запоминающие ориентиры. Чтобы потом смогла спокойно найти место, где спит моя Ладушка.

– Честно сказать, - шепотом говорит мне сестрёнка, - я боюсь кладбище.

– Да быть такого не может, - шепчу в ответ.

– Плавда. Я и за луку тебя взяла, потому что мне стрлашно. Когда я умлу, я хочу, чтобы меня клемиловали и лазвеяли мой прах над морем.

Я в ахере.

– Тебе точно три года? Откуда такие познания?

– Я смотлела фильм, там мелтвых сжигали. Это хорошо. Я не хочу, чтобы у меня была могила, куда могла плиходить мамотька. Потому что, когда мы плиходим к Ладе - мама всегда плачет. А я не хочу, чтобы моя мамотька плакала еще больше.

Можно возразить, сказать, мол, что ты умрешь еще не скоро, и что это дети приходят на могилку к родителям... но это все херня. Вот есть мы, и мы идем на могилку к нашей сестре и дочке. Мы не знаем, что случится с каждым из нас завтра. Поэтому, даже если Ева ждала от меня опровержение ее словам, я молчу.

Даже если я приду сюда одна, я найду могилку Лады. Рядом с ней растет большая голубая ель.

В горле ком. Хочу сказать хоть что-то, но не могу. Просто смотрю на улыбающуюся Ладушку, вырезанную в камне.

Тут очень чисто, ни соринки, ни травинки. Несколько ваз с завявшими цветами. Мягкие игрушки.

Я в первый раз на кладбище, поэтому что делать вообще не знаю. Оглядываюсь в поисках подсказки - мать с Григорием уже тоже почти догнали нас.

Мать несет гвоздики, а Григорий Федорович - пятилитровую бутыль с водой.

Уступаю им место и наблюдаю.

Мать подходит к надгробию и привычным жестом наклоняется и целует гранит. Она здесь точно не редкий гость.

– Здравствуй, доченька. А мы тебе видишь кого сегодня привели. Нашу Аду.

Я слышу, что голос матери дрожит. Ева тут же подходит к ней и обнимает.

Григорий меняет высохшие цветы на свежие, наливает воду.

Я не могу объяснить свое состояние. Больше всего мне сейчас хочется лечь и обнять этот уже совсем небольшой холмик. Интересно, почему именно холмик, не надгробие? Ведь это более правильно, на нем фотография Лады. Мозг, заткнись!

Стараюсь не слушать, о чем рассказывает мать - это ведь ее личное. Улыбаюсь краем рта, когда Ева торжественно обещает в следующий раз прийти с фиолетовыми волосами и при этом косится на своего отца.