А вот и…

— Я прошу вас не делать вид, что меня здесь нет! Вы должны помочь! Я не уйду! — Донесся знакомый нежный голос из соседнего кабинета. Джон нахмурился, удивился или не удивился, он не понял, но внутренне улыбнувшись, и, весьма беспокоясь, повернул ручку кабинета Виктора Гистли, циничной… то есть столичной акулы, не так давно переведенный к ним для ведения дела «особой важности».

— Послушайте, мисс Эверинд, ваша воспитанница опять сбежала из-за своей инфантильности, и я не буду направлять людей на поиски скучающих и ищущих приключения гимназисток, — не поднимая взгляда от бумаг, отчеканил Гистли, — нагуляется и вернется, как и другие…

Виктор Гистли, немного старше Джона, молод внешне, но внутри, определенно надменный и хладнокровный вековой камень. Нездоровый перфекционизм во всем — что похвально, подмечает мелкие детали — что необходимо, но не возьмется за дело, если оно не стоит его внимания.

— Или не вернется, как…Но Анна не сбежала, ее похитили, я уверена в этом. И, к вашему сведению … воспитанницы отнюдь не от скуки бегут из «Глемта», — спокойно произнесла Нина, не обращая внимания на констеблей за спиной, которые бросали неуместные ремарки и эпитеты относительное личности незамужней молодой преподавательницы…

— А вот как раз итвояпроблема, Вик, — так же не поднимая взгляда обратился к Джону Виктор Гистли, — мисс Эверинд, в своих догадках и гипотезах и прочих гранях женского воображения просветите самого образцового сыщика, — с долей издевки он продолжил, смотря на Джона темным взглядом поверх воображаемых очков.

— Добрый день, Гистли, — Джон обратился к коллеге по работе и ситуации, игнорируя его подколы то ли из-за усталости, то ли из-за умудренного жизненного опыта, — Нина… Мисс Эверинд, пройдемте… — Джон открыл дверь выпуская девушку, разбитую, к слову, но, что не осталось не замеченным — держалась достойно.

— Замуж ей надо, угомониться, а не бегать разыскивать гимназисток, — обронил кто-то из констеблей, когда дверь за Джоном закрылась.

— Нина, постой! — Джон, задержав ее за локоть, не дал отправиться по пустому коридору на выход, — что опять произошло?

В свете полосатых лучей послеобеденного осеннего солнца, пробивающиеся через высокие длинные окна просторного безлюдного коридора, замерли две фигуры одиноких молодых, но таких обремененных людей. Уставшие… не только от обязанностей, но и еще от чего-то, определенно, недостающего…

— И вот опять, Джон, твои коллеги не воспринимают меня всерьез, как и то, что воспитанницы «Глемта» нуждаются в опеке и защите, — не поднимая глаз, видимо от усталой грусти, обронила Нина.

— Ты же понимаешь, мы не можем гонятся за беглянками сейчас, тем более эта Анна уже сбегала, как я помню, но возвращалась, и… пока нет заявления от директора гимназии, я не могу действовать, ты сама помнишь распоряжение мэра…

— Господин Вик, с каких это пор поиск сбежавших гимназисток перестал быть таким важным и обязательным для тебя… Вас! — Нина, скрестив руки на груди и приподняв бровь в немом вопросе «что, съел?», ударила по совести Джона.

Ну что ж, 1:0.

— Ты до сих пор на меня злишься? Ты бы пропала, в прямом смысле этого слова, попала в беду, если бы я тогда тебя не вернул! — Джон всматривался в ее глаза, не понимая, что не так, это же очевидно: он поступил правильно. Сколько ей тогда было? Семнадцать или восемнадцать? Глупая маленькая девочка решила сбежать из «Глемта» и куда отправилась бы, не имея родственников и средств. Да как еще и сбежать-то удалось? В те годы в гимназии работали «сестры-наставницы», блюстительницы нравственности, и из их «цепких» … рук никто не убегал.

Джон, закрыв глаза, массируя переносицу, — бессонная и богатая на события ночь дала о себе знать стреляющей болью. Выдохнув и подняв руки в сдающимся жесте, понимал, что возможно, Нина в чем-то была права. В данный момент показалось уместным дать надежду, что он может что-то исправить, и да, совесть больно уколола Джона за Нину, за прошлое.

Если бы можно было что-то изменить…

От него не осталось скрытым, что юную беглянку тогда, несколько лет назад, наказали за побег и подрыв репутации гимназии, заперев в местном аналоге «карцера» и оставив без еды на несколько дней. Неприятным был еще тот факт, что Джон тогда хотел выслужиться, и, благодаря природному чутью, очень скоро нашел и самолично привез Нину обратно в «Глемт», и был уверен, что поступил верно по всем существующим нормам и правилам. Первое его дело, после академии, — поиск беглой гимназистки. В первый рабочий день — успех в решении проблемы, и такой после, щипающий совесть, «подзатыльник» в виде довольного начальника, и коллег, смеющихся над Ниной, обсуждая как "мелкую" беглянку сейчас наказывают, и как наказали бы сами (и прочие непотребные изречения взрослых мужчин на счет юнной девочки). Да, картина мира Джона в тот момент изрядно пошатнулась.

— Нина, давай, на неделе, мы разберем все твои версии. Я попытаюсь помочь, — ну вот, он опять обещает, и уже не усталость, а совесть ломит в теле, — И я попытаюсь, поставить вопрос… — утомление Джона сказывается на его когнитивных функциях, — чтобы в «Глемт» пришли с проверкой, — ну вот, он опять обнадежил эту свою «проблему», что он «изменит мир к лучшему».

— Джон, мы потеряем время, возможно Анна в опасности, и помощь нужна уже сейчас, — бесцветно произнесла Нина, обреченно смотря в пол…