Мне уже изрядно надоело ползти по лесу, не видя ни врага, ни его пяток. Трусливые друлинги! Раз уж хватило наглости запереть хирд, так найди храбрость встретить его лицом к лицу! Я не понимал, зачем было тревожить наш лагерь, зачем ждать неведомо чего. Когда поняли, что мы не слабые торговцы, подняли бы бревно и выпустили нас.

Или… Может, они потому и дергали нас едва-едва? В такую бурю бревно не откинешь, да и мы не могли уйти, пока море беснуется. Может, друлинги попросту хотели, чтоб мы знали, что незваные тут, и как стихнет непогода, чтоб убирались поскорее?

Как же это непросто — угадывать думы других людей!

— Сзади хускарлы, — сказал Коршун.

— Да хоть бы уже напали! — воскликнул я.

Тулле положил руку мне на плечо, даже через кольчугу и плащ я почувствовал жар, а потом толчок, будто меня крепко встряхнули. И мир тут же окрасился в тускло-синий цвет с зелеными прожилками. Некоторые из них проходили через меня, как только я потянулся к их концам, как почуял ульверов. И пробудился дар.

Тулле убрал руку, но я уже крепко держал стаю. Мечущийся огонь Альрика пугал черными пятнами, но страха или ража битвы там не было. На кораблях всё спокойно. Отделившиеся хирдманы понемногу сходились с краев, кто-то попал в ловушки, но серьезных ранений я не ощущал. И через ульверов я словно слышал весь лес, всех рунных, что были в округе. И Рысь. Он был жив. Ему больно, но не страшно. И он где-то на юге.

— Убить всех, — сказал я и первым побежал к тем друлингам, что ощутил через Коршуна.

Все подозрительные места я перескакивал на бегу, шел не еле заметными тропинками, а проламывался через кусты и бурелом и наконец нагнал троих. Все мужи в зимах, в броне и с добрым оружием, но рунами низковаты. Я сразу же метнул в ближайшего копье, тот увернулся, а вот хускарла позади него оцарапало. Я выхватил топор и прыгнул на первого. Сзади уже показались мои ребята. Простодушный пошел к раненому, Тулле пристроился за моим плечом и помогал копьем, Коршун же занялся третьим.

Что значит стая!

Мы зарубили их быстро. Я снова вынул кольца из ушей друлингов и положил к себе в кошель. Знаки на всех серьгах были разные, похожие на наши руны, но Тулле их не распознал.

С даром в словах нужды нет, так что мы побежали дальше, к Рыси. И я чуял, как моя стая постепенно подтягивалась к нам, вырезая всех на своем пути. Случайные ранения затягивались благодаря Дударю, остановить удары с частичкой силы Сварта друлинги не могли, а наши копья при помощи Синезуба стали почти непобедимы. Я знал, что через стаю дары ульверов передаются не целиком, а может даже и не вполовину, но даже так хирдманы становятся сильнее.

Я не сразу сообразил, что Свистун, Отчаянный и остальные нынче снова оказались в стае. В тот раз ведь я был пьян от безднова пойла! Но поняв это, я не удивился. Как же иначе? Ведь они тоже сноульверы, тоже волки.

Вскоре мы вырвались из леса и почти сразу увидали деревушку, обнесенную высоким частоколом. Первое, что бросилось мне в глаза, — это навершия на кольях. Эти сучьи дети украсили изгородь носовыми фигурами наших кораблей. Я не узнавал эти морды, скорее всего, их сняли с толстых кнорров торговцев, но кто еще украшает свои корабли оскаленными кабаньими да остроклювыми орлиными головами? Альрик или Игуль, наверное, узнали бы какие-то из них.

Десяток их торчало на том частоколе. А это значило десяток сожженных или порубленных кораблей, таких как наш «Волчара» или «Сокол».

Гнев тяжелой волной поднялся изнутри, растекаясь на всю стаю. И из деревушки послышался звонкий волчий вой. Рысь знал, что мы рядом. А через него я знал, что в деревушке едва ли с полсотни друлингов. Высоких рун нет, только один добрался до девятой руны.

В мыслях промелькнули огненные стрелы, горящие крыши и сараи, но я отбросил эту идею. Дождь, конечно, закончился, но земля и деревья пропитались водой до самых корней. Замучаешься поджигать! Да и зачем? Мы их быстро порубим.

Я стоял в сотне шагов от частокола, разглядывая фигуры с кораблей. Надо их запомнить и пересказать Игулю, пусть весточка о гибели этих торговцев дойдет до их родни. А сзади тем временем подходили ульверы.

Вепрь, почему-то не оставшийся с Альриком. Хмурый Свистун с окровавленным топором, кажется, он убил уже подстреленного Стейном друлинга и потому не получил благодати. Отчаянный то и дело поглядывал на рассеченную руку и выговаривал Дударю за ненужное исцеление. Дударь только фыркал в ответ. Синезуб глупо скалил страшные синие зубы. Офейг уставился на меня так, словно перед ним сам Фомрир. Он еще не привык к стае, как и Бритт. Стейн подергал намокшую от брызг тетиву, вздохнул и принялся менять ее на сухую. Аднтрудюр и Сварт почему-то были мокрыми с ног до головы, да еще и грязными как свиньи. В одной канаве валялись? Живодер на хорошем нордском языке уверял Видарссона, что в деревне точно есть женщины, и что чужие бабы слаще, чем свои. Слепой шел чуть в стороне, то и дело прикрывая глаза рукой. Вроде бы не ранен. Не сразу я догадался, что он проверяет обострившееся через стаю чутье к рунной силе. Простодушный выглядел спокойным, но я слышал его нетерпение: он прямо-таки жаждал напасть на друлингов. Тулле стоял, прикрыв единственный глаз. Я пока не привык к тому Тулле, который пришел после обучения жреца, но главное осталось неизменным: мое доверие к нему. Эгиль подошел к Коршуну и показал серьгу, снятую с друлинга. Полусарап лишь пожал плечами.

Моя стая.

Я задумался, как лучше атаковать деревню. Слова про головы и частокол ведь работают в обе стороны. Наверное, я смогу перескочить через ограду, но меня же сразу истыкают копьями! Если идти всем вместе и выламывать ворота, так стрелами закидают. Торчать под стенами и не выпускать никого? Только время попусту тратить.

Ко мне подошел Живодер.

— Я первый иду. Возьму дерево, принесу, на кол положу и туда!

— Тебя же сразу убьют.

— Нет. Ты и хирд кричишь, топор машешь, в щит стучишь, ворота ломаешь. А я и дерево сбоку.