— Ладно доставай, показывай!

Достав из ящика закрепленного на броне футляр и треногу, стал сноровисто собирать. Через пару минут на меня смотрело лупоглазое чудо.

— Описание есть?

Сулимов молча полез к ящику и покопавшись немного протянул мне книжечку.

— Ищи на приборе шильдик с годом изготовления, а я пока умную книгу почитаю.

Из описания выяснил, что передо мной стоит на треноге прибор наблюдения бинокулярный, который «предназначен для наблюдения за наземными и воздушными целями, для определения угловых координат целей со стационарных и временных наблюдательных пунктов в дневных условиях и в ночное время с применением штатных осветительных средств», а также «Конструкция прибора позволяет изменять направления наблюдения в горизонтальной плоскости на 360o, в вертикальной плоскости от — 20oдо + 60o. Возможна установка прибора на треноге или стойке». Говоря по простому, прибор на треноге можно крутить вокруг своей оси во все стороны и поднимать и опускать почти на прямой угол. Кратность составляет 15 против 10 у штатной ТЗК, при большем поле зрения.

— Нашел, товарищ лейтенант!

— Где?

— Вот, смотрите.

— Берешь тонкую отвертку и аккуратно снимаешь, чтобы раньше времени не было не нужных вопросов. Выполняй!

Через пару минут ответственное задание было им выполнено и мы пошли к НП дивизиона, ориентируясь на нитку полевого кабеля. Шагов через сто провод перемахнул через ручеек с заболоченными, поросшими густой осокой берегами и, прячась в ярко-зеленой траве, среди тальника, осины, уходил в сторону опушки леса. Благодаря ему, мы вышли к НП самой краткой дорогой, совсем не петляя.

Наблюдательный пункт дивизиона был расположен в кроне пяти берез, растущих можно сказать, из одного корня. На земле, в небольшой промоине был развернут пункт управления: пара раскладных столов с несколькими телефонами. Командиры о чем-то сосредоточенно переговариваются. Над столами раскинута масксеть. Несколько лестниц, сбитых на скорую руку из жердей, вели на площадку под навесом, устроенную действительно метрах в двенадцати-пятнадцати от земли. На жердях был расстелен хвойный лапник, на котором можно безбоязненно стоять. На брусьях прибитых прямо к стволам, играющих заодно роль ограждения были установлены обе трубы — наша и немецкая. На гвозде, вбитом в ствол дерева, висит полевой телефон, возле него, на корточках сидит молодой как я лейтенант, с трубкой у уха и с кем-то переговаривающийся. Не успел полностью осмотреться на площадке как капитан искренне сказал:

— Ну выручили Вы меня, товарищ лейтенант! Я уже думал кого-то послать в дивизион, чтобы еще что-то подыскали.

Пока он все это говорил, следом за мной на площадку вылез Сулимов. Показывая на него, ответил комдиву:

— Вот еще один прибор доставили, пятнадцатикратный.

— Ого! Только вроде бы нет у нас приборов с такой кратностью. Разве, что-то новенькое?

— Так точно, еще можно сказать краска не обсохла, Сулимов разворачивай! Через несколько минут капитан припал к окулярам прибора.

Комдив рассматривает в наш прибор, лежащую перед ним, местность. Я делаю тоже самое в бинокль взятый у одного из наблюдателей.

В тридцати метрах от НП кончается лес, опушка, вдоль которой идет дорога на расстоянии ста метров от нее и за ней поля с колосящейся рожью и в удалении километра, опять лес. Западнее виднеется группа домов.

Пока я все это рассматривал у нашего прибора сменился наблюдатель. Судя по шпалам — целый капитан.

Он оторвался от прибора, закурил и произнес: — А вообще прекрасное место для засады!

Погладил матовый бок прибора, и почти с любовью произнес: — Песня! Этого красавца поставим на самое ответственное направление, нашу трубу сюда, а «немца» в самый спокойный сектор.

Я решил задать вопрос: — Почему товарищ капитан?

— Вы разве не знаете товарищ лейтенант?

— Я не классический артиллерист, я зенитчик.

— Может быть, Вам такое и простительно, но не уверен. Дело в том что в немецкой артиллерии одно деление угломера равно 1/955 дальности. У нас же эта величина округляется до 1/1000. Соответственно эттому нарезана угломерная сетка на всех артиллерийских оптических приборах стрельбы, наблюдения и наводки орудий.

«Век живи — век учись…» — не успел я закончить поговорку, как капитан продолжил:

— Цейсс-Икон… Иена, — капитан оглядывал немецкую трубу со всех сторон.

— Почти пять процентов расхождения, это на дальности в километр погрешность будет сорок пять метров!

— Совершенно верно, чувствуется приличная подготовка. Товарищ лейтенант, какого училища? Возраст? Когда состоялся выпуск? Последняя должность в войсках? — Градом на меня посыпались вопросы.

Что же ему ответить? Соврать — нет, не вариант, все равно всплывет. Но и правду не скажешь — ведь не было еще тогда перед войной Полтавского училища, которое я закончил всего год назад. Да и в Полтаву оно было переведено после войны из Днепропетровска. Тут я вспомнил, что отец мой после войны заканчивал академию ПВО в Харькове, которая до войны была факультетом академии им. Фрунзе.

— Академию в Москве, двадцать четыре года, год назад, командир зенитного взвода отдельного дивизиона особого назначения.

— Товарищ капитан, — отвлек от разговора связист: — Разведчики доложили, что у группы домов появился немецкий разведывательный дозор, на мотоциклах и бронемашинах. — И сразу же добавил: — «Туча» передает, что наблюдает колонну противника, которая следует по дороге в нашем направлении. Спрашивает, готов ли дивизион открыть огонь?

Комдив махнул головой: «Понял», — а сам посмотрел вниз. — Как готовы?!, — и опять про прибор: — «Отличный обзор».