— Да я его слегка, и в полсилушки даже приложил, — совсем загрустил мужик. — Батя сказал, если Гордеева увидим, то проводить, а ты вон в цепях был. — «Гном» заглянул в кузов и потрепал Бориса за штанину, — Эй, парень! Без обид ладно? Сами тут этот маскарад устроили.

— Что за Батя?

— Эмм, так сразу и не объяснишь, — задумался «гном». — Нуу, батя — это Батя. Отец настоятель наш, поехали к нему, сам увидишь.

«Гнома» звали Гаврила, он крикнул кому-то, чтобы сели за руль и ехали к Бате, а сам забрался в кузов. Начал помогать приводить Бориса в чувство. Я вливал что-то обезбольно-расслабляющее от Харми, а он достал пузырек с мазью вкусно пахнущей малиной и начал обрабатывать опухшую челюсть «рассветного». Борис открыл один глаз, осуждающе (насколько это было возможно одним глазом) посмотрел на нас и прошептал что-то матерное.

Маршрут, по которому мы ехали, не был каким-то тайным и не вез в какие-либо скрытые базы партизан и повстанцев. Напротив, мы поехали в центр города, чуть ли не к самому высокому храму. На пороге перед высокими резными воротами стояли охранники. Такие же низкие и крепкие, как и Гаврила.

«…что-то у них не только у всех в магии убыло…» — начал размышлять Муха.

«…компенсация за скорость, скорее всего, а то их ветром бы сдувать начало…» — ответил профессор: «…но, вообще, это интересно, надо бы посмотреть на их женщин…»

Я оглянулся по сторонам — женщин не было. Может, может — это не храм, а мужской монастырь? Но и до этого не было ни одной. Лекарь, который еще раз привел Бориса в порядок и тот был мужчина. Ладно, я не невесту здесь искать приехал. Ну, то есть — может быть, но точно не в обиталище неизвестного Бати.

Храм внутри выглядел по-военному — при внешнем спокойствии в городе, здесь к возможным беспорядкам все же готовились. Штабели оружейных ящиков, пучки винтовок, сложенных елочкой, мешки с песком возле высоких витражей, дополнительно оклеенных бумажными полосками. И много суровых сосредоточенных на каких-то делах бойцов. И опять ни одной женщины.

Я не так часто посещал храмы, но этот с самого начала явно был с уклоном в то, что вторую щеку подставлять не нужно. А лучше и вместо первой, пробить снизу-вверх на опережение. На сводах целые комиксы — красочные боевые сцены, на которых невысокие люди в богатырских латах истребляют нечисть.

Место перед алтарем расчистили, установив там дополнительные столы. Вокруг которых сейчас, шурша бумагами и картами, совещались несколько «гномов». И надо всем этим возвышался он — Батя.

При взгляде на этого гиганта даже мысли не возникло, уточнять у Гаврилы, он ли это?

«…так вот ты какой, Илья Муромец…» — с придыханием прошептал Муха.

«…занятно. Сразу и вопрос с компенсацией решился, куда все прибыло…» — хмыкнул профессор.

Батя был огромен. Больше двух метров ростом, широк в плечах, если не как Муромец, то точно, как Добрыня. Длинные волосы до плеч и густая борода. И все это было упаковано в черную схиму. Длинное свободное одеяние, в которое можно было, как чехол для моторки использовать, учитывая размеры Бати.

И голос под стать. Этакий Джигурда на максималках, усиленный объемным звучанием огромных легких и эха от сводов храма.

«…впечатляет…» — ахнула Харми: «…но слишком молод для меня…»

«…как это?» — удивился Муха: «…деду за восемьдесят уже… он только выглядит на сорок…»

«…ничего ты не понимаешь, между нами пропасть в тысячу лет…» — как-то совсем уж мечтательно вздохнула египтянка.

Нас, наконец, заметили. Совещание прервалось, и Батя распустил всех «гномов», а нас, наоборот, подозвал к себе. Просто рукой махнул, а стоящие неподалеку свечи задрожали, как от сквозняка.

— Рад приветствовать вас в нашем храме, — раздался громоподобный, н довольно дружелюбный голос. — Прошу простить моих братьев за произошедшее недоразумение, — Батя посмотрел на Бориса, будто ждал каких-либо претензий, но «рассветный» лишь примиряюще кивнул. — Отца твоего уже предупредили, что ты здесь, скоро будет.

Представился он не Батей, а отцом Сергием. И повел нас за собой в одну из соседних комнат. Там уже был накрыт стол, от которого просто умопомрачительно пахло мясом. Накрыт, конечно, это я громко сказал — перловая каша с тушенкой, черный хлеб с семечками и родниковая вода. Скудно по ассортименту, но богато по количеству.

Сам Батя слопал как минимум целое ведро, да и мы с Борисом не отставали. Уж больно вкусно было, а вкусовые сосочки так вообще уже не помнили, когда ели горячее и посходили с ума. Помня железное правило, когда я ем, я глух и нем, жевали молча.