Чародей растерянно заморгал. Видно было, что он готов решиться. Великий герцог решил, что настало самое время поставить точку в этом вопросе.

— Ковен может отказаться от моего предложения, — это был блеф, но Гильом старался быть убедительным. — Но я подумай сам, мэр Орсэль. Никто и никогда не предложит тебе того, что предлагаю я. Если ты упустишь этот шанс, магов так и будут уничтожать. И чья вина будет в том, что вы даже не попытались?

Герцог скрестил руки на груди и, прищурившись, испытующе посмотрел на мага.

— О да, мой лорд герцог! — воскликнул Орсэль. — Воистину, ты самый справедливый человек, какого я только встречал. И теперь, когда я это услышал, я уверенно говорю: маги пойдут за тобой, лорд Гильом! И отдадут за тебя жизни, если понадобится.

— Благодарю тебя, мэтр Орсэль. Видит Единый, мне будет тяжело принять от тебя и от Ковена эту жертву, — торжественно сказал Гильом. — Но, если мы будем действовать слаженно и сообща, как и подобает союзникам, все выживут. А теперь возвращайся к себе. Только пообещай мне вот что: ты сохранишь наш разговор в тайне и никого не будешь посвящать в мои планы до тех пор, пока не настанет время действовать. Это для твоей и моей безопасности. Мы же не хотим терять друзей, не так ли? А это знание неминуемо подвергнет всех риску. Давай их побережем.

— Конечно, мой лорд, я обещаю! — воодушевленный старик даже как будто стал выше ростом.

Гильом позвал стражника, и тот увел чародея. Герцог снова уселся в кресло, брезгливо вытер руки батистовым платком и допил вино. Разговор прошел именно так, как и предполагал Оллорнас.

Гильом Де Тайер усмехнулся. Пророк Риквард был совершенно прав: любой из магов обладает непомерным тщеславием и жаждет удовлетворения своих честолюбивых помыслов. А уж амбиций-то его гостю было не занимать. Орсэль сначала спросил о гарантиях свободы для всех магов и только потом — о том, смогут ли они сохранить в живых его друзей. Это говорило только об одном: старый маг в первую очередь заботится о своей славе как освободителя.

Что бы там ни говорили, маги не меняются. Раз так, они все еще враги. А нарушить условия договора с врагом — не предательство, а стратегия.

Одиль Де Верлей разбудил оглушительный стук в дверь. Баронесса поморщилась и открыла глаза.

— Мадам не может вас принять! — раздался из коридора возмущенный голос Сабины.

Баронесса улыбнулась. После предательства в ее доме Одиль не подпускала к себе никого, кроме своей камеристки. Сабина начала служить баронессе, когда им обеим было по тринадцать, и Одиль была уверена в ней, как в самой себе.

— Да мне наплевать! — громыхал за дверью герцог. Воистину, у Гильома был один из самых неприятных голосов, которые леди Одиль слышала в жизни. — Может, не может — примет! А ну, прочь с дороги, потаскуха, пока не ударил!

А вот такого Сабине говорить не стоило… Одиль усмехнулась. Кажется, герцог только что нажил себе еще одного врага. Ее камеристка, несмотря на долгую и верную службу, была прекрасной женой и матерью. Двое ее старших сыновей успешно делали карьеру в гвардии и их ждало как минимум дворянство. А дочь на днях очень хорошо выйдет замуж, тут уж сама баронесса постаралась как следует.

Конечно, в этой ситуации была отчасти виновата сама леди Одиль. Несмотря на то что сейчас она была пленницей Великого герцога, сдаваться, а тем более — склоняться на его милость она совершенно не собиралась. И в этой ситуации лучшим способом было тянуть время. Баронесса попросила у герцога на размышления всего одну ночь, но уклонялась от разговора с ним вот уже почти неделю.

Сначала Одиль надеялась, что при дворе обнаружат ее отсутствие и Максимиллиан сам пришлет за ней. Но за ней не присылали. Вполне возможно, тот аферист, который консультировал герцога, с помощью шпионов, которых они разместили в ее доме, как-то оповестил короля, что его советница пока не может появиться при дворе. Что они наврали Максимиллиану, один Единый знает.

Одновременно с этим баронесса пыталась отправить к Гильому Де Тайеру кого-то из своих шпионов, чтобы они нашли, где герцог прячет Виэри. Но люди Гильома действительно бдительно следили за всем и не выпускали никого из ее поместья. Одного из своих шпионов Одиль уже лишилась — его застрелили при попытке выбраться через крышу. Так бездарно терять своих людей баронесса не была готова. Нужно было что-то другое.

Но не стоило держать гостя у порога. Одиль села в кровати и целомудренно натянула одеяло до подбородка, оставив, однако, открытым одно соблазнительно округлое плечо. Эти уловки были выверены годами тренировок и практики. Теперь она выглядит испуганной и беззащитной. На первые пару минут это отвлечет герцога, и она сможет выиграть время.

Одиль позвонила в колокольчик. Заглянула Сабина:

— Моя леди баронесса? Там этот человек…

Баронесса страдальчески поморщилась и слабым голосом произнесла:

— Ну, что ж… Проси…

Гильом де Тайер ворвался в спальню леди Одиль, как ураган. Герцог был готов разорваться от переполняющей его злости и поэтому едва не сметал все на своем пути:

— Теперь-то уж ты отвертишься, леди Одиль! Ты дашь мне прямой ответ немдленно!

— Ты соображаешь, что вторгся в мою спальню, мой лорд Гильом? Это уже против всяких приличий.