— Привет! Вот и я, — поприветствовала меня девушка. — Соскучился, мой хороший? Можно я немножко тебя рассмотрю? Ты тоже приглядись ко мне получше — вдруг я не та, кого ты ждал. Вдруг что-то не так или что-то не там, где нужно… Хотя ерунда, конечно: ведь я идеальна… Вот, значит, как ты у меня зарос. По самые уши. Экое дурнолесье! Щетинке сколько дней? Три? Четыре? Уже мягкая — и на том спасибо… Нос у тебя суперский. Могучий носище. С таким носом у нас быстро все сладится: раз, два и в дамках. Дай поцелую… М-мм… А мой носик нравится? Прелесть, правда? Ну? А чего тогда не целуешь? Ждешь, пока медом намажут? На-на, не тянись, шею надорвешь… Вот! Теперь у меня есть поцелованный нос: лиха беда начало… Это почему у тебя такие губы? О-хо-хо… Ну-ка, расслабь… Расслабь, говорю, — меня тихонько постучали по губам. — А теперь облизнись… Димочка, я серьезно: посмотри на меня, какая я секси, и облизнись… Видишь, как я на тебя облизываюсь? Как лисичка на курочку. Могу еще раз… И еще… И еще… А сейчас — ты… Твоя очередь… Вот, молодец! А помедленней? Совсем другое дело… Ну, а теперь попробуй меня, солнышко… Я коснусь тебя губами, и ты почувствуешь мой вкус. Он особенный, как и у всякой девушки, которая могла быть на моем месте. Важно, чтобы мой вкус оказался тебе в радость. Я в этом ни чуточки не сомневаюсь, но должен увериться и ты… Вот — мое дыхание… Офигенно, да? Вот — мое тепло… Вот — мягкость моей кожи… Губы немножко шершавые, заметил? Это от ветра… А дальше знаешь, что будет? Дальше будет горячо и влажно. Может закружиться голова… Предупреждаю: у меня чумовой язык и острые зубки… Только, родной мой. Это наш первый поцелуй. Не съешь меня, ладно?

Вика была восхитительной. Когда я вновь увидел ее глаза, мне показалось, что они медленно переливаются всеми цветами и оттенками, какие только есть между темно-каштановым и угольно-черным.

— Кто ты? — спросил я, невольно вздрогнув. — Откуда ты? Почему ты во всем права? Как тебе это удается?

— Ну, уж нет! — мгновенно ответила Вика. — Никакого пафоса! Даже не смей! Дима, я — обычная девчонка, которая мечтает с тобой переспать. Вот кто я такая. Самая что ни на есть обыкновенная и притом довольно бесстыжая. Если еще не понял, я сижу голым задом у тебя на животе и прекрасно себя ощущаю. И не только задом, между нами говоря. Ну, там «рощица берез в апреле» и так далее… Не воображай меня той, кем я не являюсь. Я гораздо проще, чем можно подумать. И я делаю простым все, к чему прикасаюсь. Простым, естественным и несущим только радость. А сейчас я прикасаюсь — к тебе… Слышишь? Чувствуешь? Ох, а я-то как чувствую! Мама дорогая, ну и монумент! Сокол мой небесный… Ненаглядный мой…

— Господи… — сказал я. — Я ведь не плачу, правда?

— Конечно нет, — девушка отерла мои щеки ладонями и поцеловала в уголок глаза. — Это всего лишь море. Огромное чудесное море в твоей душе…

— Вика, я хочу тебя!

— И правильно, — она стянула футболку и, приподнявшись на коленях, широко распростерла руки, как бы изображая из себя птицу. — Вот я какая! Грудь, живот, срам — все перед тобой. Ты смотришь на меня прямо и открыто, и я вижу, как сильно тебе нравлюсь. А я очень люблю нравиться — в этом моя жизнь… Хороший мой! Помни одно… Все можно!

Дальше все было именно так, как я хотел. Сам я, наверное, толком и не понимал, чего хочу от этого юного, еще неизведанного мной существа, но Вика знала это за нас двоих. Она поила меня своими поцелуями ровно тогда, когда во мне вспыхивала жажда и я сгорал от желания вновь насладиться тем опьяняющим вкусом, с каким всякий раз ко мне возвращались ее губы. Она сплеталась со мной так тесно, что я переставал различать, где кончается мое естество и начинаются крепкие, невероятно деятельные объятия моей любовницы, чьи руки не останавливались ни на мгновенье, исследуя каждый уголок моего тела и успевая подтолкнуть мои собственные пальцы туда, где им следовало быть в настоящую минуту. Вика не признавала границ: она хотела все рассмотреть, все ощутить, все попробовать — пытливым взглядом, горячими ладонями, чутким ртом. Она настойчиво направляла мои глаза и мое лицо к таким откровениям своей плоти, которые можно было бы счесть отталкивающими, если бы они не были столь великолепны и столь желанны. В какой-то миг, в продолжение какой-то шалости, ее стопа, охваченная памятным Алениным браслетом, опустилась на мой лоб и заслонила от меня все окружающее. Не знаю, какая магия заключалась в этой узкой подошве, в этих крохотных пальчиках, но я целовал их так долго и с таким упоением, что их владелица, развалившаяся на спине в стиле бодлеровской лошадки, стала заливаться тихим хохотом и обещать мне любую плату, на какую она только способна, если я помилую предмет ее профессиональной гордости и оставлю в живых хотя бы пару косточек. Я потребовал выкупа, который был на самом виду, и мне тут же его предоставили. Я немного взмок и временами начинал задыхаться, а она терпеливо пережидала такие моменты, прижавшись грудью к моей повлажневшей коже и шепча на ухо то наивные ласковые прозвища, то смешные непристойности. Когда мы соединились, девушка оказалась наверху, как в самом начале нашего свидания, и я замер, почувствовав, что вхожу — нет, уже вошел! — не в сокровенное женское лоно, но в ту бестревожную гавань, куда стремился долгие годы: туда, где зачинается новая жизнь и где может остаться все то, от чего я пожелаю освободиться. Странная, безумная и, вероятно, до крайности нелепая мысль, однако она завладела всем моим сознанием. Вика представилась мне прекрасным волшебным сосудом, способным принять, преодолеть и переродить в нечто светлое самый тяжкий и самый темный груз, который я готов был исторгнуть из своей души и из своего тела.

— Солнышко мое, — черты склонившейся надо мной девушки слегка исказились от физического наслаждения, коего она совершенно не пыталась утаить и лишь подгоняла пылкими, но в то же время изумительно плавными и расчетливыми движениями своих бедер. Ее горящие глаза жадно ловили мельчайшие перемены, происходившие на моем собственном лице. — Мне так хорошо! Я так счастлива! Уф… А ведь я знала! Знала, что нам это нужно… Знала, какой ты на самом деле! Уф… Просто офигенный… Так ведь и я у тебя что надо… Кто здесь чудо? Я чудо! Фантастика, да? Как же здорово все получилось… Боже, как я тебе нравлюсь! Как же я тебе нравлюсь! Милый мой… Спасибо! Жаль, что так не может продолжаться… уф! …вечно… Смотри на меня… Смотри на меня… Я твоя! И это твое… И это… Все, что ты видишь — все твое… Солнышко, дай руки! Держи меня здесь… Ниже! Крепче! Помогай мне… Веди! Направляй! Ох! …Димочка, я чувствую! Родной мой, я тебя чувствую… Вот оно, мой чудесный… Вот же оно… Близко… Димочка, да! Все так! Все правильно! Ты можешь! Ты готов! Я разрешаю…

— Боже мой, Вика! — янтарный полумрак озарился первой слепящей вспышкой. — Вот сейчас… Господи боже, это сейчас! …Сейчас, слышишь?

— Да, любимый! Да! Сейчас…

— Так нельзя, родненькая… Нельзя… О, дьявол… Сделай что-нибудь…

— Можно, мой хороший! Все можно! Вот, смотри…

Напористые любовные толчки внезапно стихли. Вика упала на меня грудью, ухватилась за волосы и совершила одно последнее усилие. Вернее, не усилие даже, а некое молниеносное содрогание там, внизу, где в этот краткий миг мы с нею сочетались самыми прочными узами из тех, что были нам доступны. А сразу после этого все кругом пошатнулось. Осветилось. Вскипело ослепительным белым пламенем, полыхнуло и взорвалось… И в сгустке этого пламени, как в сияющем подвенечном платье, откуда ни возьмись мне предстала Кристина. Моя прежняя избранница. Моя бывшая невеста. С ее головы срывались жгучие языки огня. В глазницах колыхалась раскаленная лава. Сверкнувшее бриллиантами колечко вылетело из ее руки, промелькнуло в воздухе и рассадило мою бровь. Перспектива подернулась мутной багровой пеленой. Пламя померкло, и рядом тотчас появилась Алена. Совсем нагая, но с материнским крестиком по центру ухоженного бюста. Мой затылок оказался на ее коленях, а сестра, наклонив надо мной спутанные волосы, целовала раненное место алыми от крови губами и беззвучно плакала. Конечно, все это были только видения. Я сознавал это, но не различал вокруг ничего, кроме немых бесплотных образов. И лишь один живой якорь, с бешено колотящимся сердцем, удерживал меня в сокрытом от моих глаз, но все еще осязаемом мире, где мне вдруг страстно захотелось — жить, дышать и сделаться счастливым. Вика! Животворной тяжестью она покрывала меня сверху, упершись носом в плечо, и горячими ладонями заслоняла мои веки, оберегая и от пламени, и от видений, и от всего, чего я страшился в своем одиночестве. Я вцепился в нее изо всех сил, вслепую притиснув к своему телу, и поклялся не отпускать на за что на свете. Ведь она моя. Моя…

Глава 11

Спустя время я обнаружил себя лежащим на правом боку в весьма неудобной позе, окостеневшим от неподвижности и девственно голым, словно Адам до грехопадения, тогда как Вика, моя невероятная Вика, одетая совершенно по той же моде, что и я, по-прежнему оставалась рядом. Она располагалась ко мне спиной, уютно угнездившись мягким местом в укромной котловине, сотворенной моим животом и подтянутыми к нему бедрами, и кончиком пальца в задумчивости вычерчивала какие-то узоры на моей руке, с бульдожьей цепкостью обнимавшей ее за талию. Я уткнулся носом в черную расхристанную шевелюру и глубоко вдохнул.

— Давненько мы так загораем? — справился я. — Кажется, мой недремлющий брегет ненароком отключился… Вполне возможно, я оставил его в других штанах… Привет, красавица!

— Привет, — рассеянно откликнулась девушка. — Точно не скажу… Минут пять… а может, и все двадцать. Я не засекала… Все нормально, мой славный. Отключился, значит, так надо. Меня этим не удивишь: в первый раз немудрено и ошалеть с непривычки. Что тут такого? Классный ведь секс получился… Как тебе ощущения?

— Малыш… — я помолчал, с трудом подбирая слова. — Как по мне, одними ощущениями дело не обошлось. Понимай, как знаешь, но с моей стороны имели место настоящие чувства…