— Я — философ поневоле, мне это нужно для работы, — усмехнулась девушка. — Так вот, в Родезии эта модель воплотилась наиболее полно и ярко — уже не свобода и безопасность стали антагонистами, они вообще отошли на второй план, — продолжила она. — Примерно с середины семидесятых годов властям наиболее развитых стран больше не нужно было демонстрировать свою способность справляться с проблемами и катастрофами: отсутствие безопасности и завуалированное чрезвычайное положение, которое теперь составляло единственную основу их легитимности — по моему мнению, конечно, — взмахнула ладонью Юлия, — ни в коем случае не может быть системно устранено. Власть такого типа, основанная на магическом могуществе, как личном, так и классовом, по существу анархична в том понимании, что у нее нет никаких прежних принципов, которым нужно следовать, кроме чрезвычайного положения, которое самовоссоздается и укрепляется.

— Не, как-то слишком мрачно ты всё обрисовала, — помотал я головой, весьма впечатлённый услышанным.

— Я говорю про общие принципы, если внимательно посмотреть вокруг.

— Получается какая-то власть ради власти и полная безответственность, то есть идеальная система с точки зрения правящего класса.

— Вот это и произошло в Родезии с момента провозглашение независимости — наиболее яркий пример, — подняла палец Юлия. — У них государство молодое, возникло оно практически на излёте годов хаоса, а потому каких-то демократических традиций у них не было. У них сразу же возникла ситуация внешнего вторжения при жестком внутреннем разделении населения, а потому в их конституционный порядок сразу же была заложена модель сильного правления: их правительство получило большие полномочия, а граждане, белое меньшинство — значительно меньшие права, чем в других западных странах на тот момент. Черные первоначально не получили вообще никаких политических прав, их потом вводили медленно и дозированно.

— Ты хочешь сказать, что родезийцев всё устраивает?

— Именно! Они так живут с шестидесятых годов — очень своеобразное общество, способное к быстрой мобилизации. Сильный коллективизм, но одновременно — сильная внутренняя сегрегация. Однако нация у них сложилась на таком фундаменте.

— К счастью, у нас не так, — скептически взмахнул я рукой.

— Возможно, это только видимость — не думал об этом? — загадочно улыбнулась Юлия.

— Ты как анархистка говоришь.

— Я ни анархизмом, ни необольшевизмом не увлекаюсь. А вот философские и управленческие модели сравнивать люблю, — заулыбалась она. — Профессиональное хобби, считай.

— Юлия… — вздохнул я и внимательно посмотрел ей в глаза.

— Что? — она чуть наклонила голову, слегка кокетливо.

— Ты — отличный собеседник. Если вы, дипломаты, все такие — за это направление я спокоен!

— Спокоен… — откинувшись на спинку дивана, она залилась смехом. — Ох ты и веселый юноша, Виктор!

С ней было комфортно и весело — умные девушки меня всегда привлекали.

В коридоре послышался смех, через несколько секунд в ложу вошли Анжелика, Арина и Элина.

— Как тут наши голубки поживают? — оглядев нас, с легким сарказмом вопросила моя брюнетка.

Я постарался сделать выразительно-скептическое лицо и молча посмотрел на неё.

— Теперь можно и потанцевать, — объявила Элина, поглядев на меня.

— Мы ещё до конца не прояснили вопрос с Юлией, — ответил я, чуть поморщившись.

— Это какой? — удивилась Харжевская.

— Про Олимпиаду и риски, — приподнял я бровь на миг.

— Это замечательный вопрос можно выяснить и позднее, — засмеялась Элина. — Шампанского нет?

— Выпили, — пожал я плечами.

— Я закажу ещё, — сказала Анжелика, подошла к телефону и сняла трубку.

«Потанцую с Элей, иначе она мне мозг вынесет. Надо с ней про экзамен конкретно перетереть».

— Идём танцевать, леди, — взглянув на Элину, я начал подниматься.

Рыжая как раз приблизилась к столу и ждала, когда я выйду.

— Ах ты моя рыжая, — я неожиданно потрепал её за плечи.

— Эй, что такое? — в глазах Арины промелькнуло удивление.

— Не спать! — я хлопнул её по заднице.

— Эй… — рыжая слегка растерянно посмотрела на меня, потом на старшую сестру.

Элина с Юлией засмеялись, я тоже.

Улыбнувшись Анжелике, которая делала заказ слегка недовольным тоном, я протянул ладонь Элине. Мы вышли из ложи.

— Я смотрю, ты на мою младшую глаз конкретно положил, — сказала она на лестнице мне в ухо, поскольку музыка была довольно громкая.

— Ты же знаешь, что да, — покивал я.

— Посмотрим, какой ты в танце, — мы спустились и Элина увлекла меня на танцпол.

Её напор меня заинтриговал, он очень гармонировал с её поведением. Пока мы шли сквозь поредевшую публику, музыка закончилась, раздались аплодисменты.

— Будем танцевать, пока ты мне не скажешь, что конкретно хочешь от Арины, — произнес я.

Почти сразу заиграла следующая мелодия — довольно драйвовая, но с классическими мотивами. Элина, улыбнувшись, протянула мне обе ладони.

Пришлось подвигать телом, хотя мне это уже слегка надоело. Да и не сказать, что голова прямо прояснялась от этого.

В общем, танец получился веселый, но довольно сумбурный — мы держались за руки и совершали непонятные движения корпусом в такт музыке.