— Я выявил все составные признаки шизофрении, — самодовольно цедя слова, сообщил профессор, — Было налицо психопатологическое расстройство — расщепление сознания, схизис.

— Что? — вскинул брови детекив.

— Именно! Не раздвоение личности, мой юный друг, а именно расщепление души. Амбивалентность, — психиатр явно наслаждался удивлением собеседника, — Чувство страха и тревоги при одновременном ступоре. Обычный человек, тревожась об опасности, прибегает к помощи родных и близких, либо сам ищет источник или причину такого чувства и пытается что-то сделать. Идя по тёмному переулку, он ускоряет шаги и спешит домой. Видя наводнение — ищет лодку. А шизофреник не способен к действию. Его взор полон ужаса, но он вял и апатичен. Это же было и у Юджины. Не сомневаюсь в том, что девочка учинила пожар, но при этом протестовала против своих действий и одновременно звала на помощь и пыталась скрыться. Когда она прибыла к нам в клинику, я видел, что она очень агрессивно и враждебно настроена к нам. А ведь она была должна доверять взрослым. Она не шла ни на какой контакт — тактильный и даже зрительный. И тех, кто не пытался с ней говорить, накормить и так далее, она даже не замечала. Также были налицо признаки аутизации, так как девочка не могла сконцентрировать взгляд на собеседнике, находилась в неестественной позе. Она ничего не ела и не пила, мы её кормили насильно, преодолевая неожиданные приступы буйства.

Хью Барбера передёрнуло, но он продолжал слушать.

— Терапия действовала очень медленно, мистер Барбер, — печально сказал профессор, — потом мы заметили, что наилучший контакт у пациентки имеется именно с Губертом Зильберштейном. Он шёпотом говорил с ней, гладил по ладоням. И поскольку этот особый эмоциональный контакт был установлен, то я принял решение передать Юю Майер в его ведение. Губерт был тогда ещё достаточно молод, амбициозен, он много времени поводил с этим несчастным ребёнком, видимо смог интуитивно нащупать тропинку к её искореженному сознанию. И примерно через год у Юджины наступила ремиссия.

— Вы не можете утверждать, что девочка стала здорова? — уже зная ответ на вопрос, осведомился Хью.

— О, нет, молодой человек, — засмеялся над наивным собеседником профессор Бреццель. — Шизофрения не излечима, современная наука не знает, как склеивать трещины в сознании и психике. Я полагаю, Юджина находилась в периоде стойкой ремиссии. Но поскольку после выписки домой ею никто толком не занимался, а Лилиан Майер безотчётно доверилась этому Зильберштейну, то и поддерживающую медикаментозную терапию Юджина не получала.

— И вот вам, печальный результат — самоубийство, — подытожил мнимый журналист.

— Да, молодой человек, да, — поджав губы, закивал Бреццель. — Я не был противником выписки Юджины, но я был категорически несогласен с её возвращением в «Синий вереск». Фактически она была помещена в дом с привидениями. И этих приведений продолжало рожать её больное сознание, — профессор выразительно постучал пальцем по виску, — Видимо, в один момент Юджина впала в состояние острого неистового возбуждения с аутоагрессией и тягой к суицидальным действиям. И на своём пути она не встретила препятствий.

Профессор Х.-М. Бреццель со вздохом поднялся из кресла, давая понять, что аудиенция окончена. Хью горячо поблагодарил его и спросил для соблюдения формальности:

— Вы включали случай Юю Майер в учебники по психиатрии?

— О, да, — профессор широко улыбнулся, но у Хью от этого по коже мурашки пробежали, — преподавание и наука — часть моей профессиональной деятельности. Рекомендую прочесть мой труд «Психопатологии в детском и раннем подростковом возрасте».

— А что вы можете сказать о психиатре Губерте Зильберштейне? — напоследок спросил Хью Барбер.

Профессор Бреццель поморщился, словно от зубной боли, и ответил нехотя:

— Он у нас уже не работает. Несколько лет назад я его видел случайно в торговом центре. Он спился, молодой человек, спился. Наша профессия накладывает на нас своеобразный отпечаток, нужно уметь отключаться от увиденного и услышанного, не проецировать проблемы пациента на свои. Этим не поможешь больному, а только навредишь. Пациенту нужна помощь, уход и лекарства, а доза жалости и сюсюканья ему и так достаётся от близких.

— Спасибо, профессор, — прощаясь Барбер пожал тёплую напудренную руку доктора, — вы мне очень помогли.

Выйдя из стен больницы, Хью Барбер почувствовал облегчение, словно вдохнул свежего воздуха. Даже дружелюбный доктор не смог создать атмосферу доверия и покоя в этих скорбных стенах. Хью почувствовал облегчение, выйдя на улицу, и сказал шёпотом сам себе: «Пусть будет, только не теперь, и не со мной», и развеселившись от этой чисто эгоистической мысли, он двинулся к следующему адресату. Посмотрев на список людей, детектив с удивлением обнаружил, что Зельден Линденбрант — его соседка, только живёт двумя этажами выше. И как он раньше не увидел этого совпадения! Хью порылся в своей памяти, и решил, что из всех девушек, живших в его многоэтажном кондоминиуме, по возрасту подходит только одна. Итак, предстояла встреча с «дурой» Зельден.

Неудачное расставание с Люсьен Мерье, сильно подкосило веру Хью Барбера в свои донжуанские способности. Яростная Люсьен наградила его таким количеством оплеух и злобных унизительных эпитетов, что надолго отбила всякое желание общаться с девушками. Предвкушая встречу со свидетельницей, Барбер нервничал. Хью вернулся в квартиру, наскоро перекусил остывшим яблочным пирогом, и спросил: «Мам, а ты знаешь Зельден Линденбрант?»

Мать отложила вязание и с торжествующей улыбкой сказала: