– Да как ж любить-то, он ведь не знает ее. Говорят, бледная мышь, невзрачная и скучная.

– А на портрете красивая.

– Художники всегда льстят, чтобы побольше золота выручить. Да ты же знаешь, какие лица у высокородных. Надменность даже красивых портит.

Да, к сожалению, красота существует лишь на картинах, но, может, так оно и лучше – мечтать о недостижимом идеале.

– Идут! Идут!

Возбужденный шепот стих, когда в зал торжественно прошествовал лорд Веломри под руку с дочерью. Они подошли близко. Микаш подался вперед. Сердце заныло, затрепетало в груди, желая выскочить и пуститься в пляс. Принцесса оказалась еще краше, чем на портрете – тонкая, изящная, хрупкая. Талию можно обхватить ладонью. Волосы дивного лунного цвета были уложены в высокую прическу, обнажая стройную шею. А глаза! В такие глаза можно глядеться, как в кристальные озера этого сурового края.

Принцесса смотрела перед собой и ничего вокруг не замечала. Алые, как нежные лепестки розы, губы на бледном лице дрожали от волнения и манили прикоснуться. А платье… дурацкое пышное платье не шло ей ни капли, напротив, отвлекало безвкусными рюшами и забивало невероятную красоту этого запредельного создания.

– Какая… – вырвался вздох.

– Да обычная, – пожал плечами Олык.

– Нет! Разуйте глаза, она прекрасней всех женщин в этом зале.

– Мальчик, ты, часом, не болен? – Олык приложил ладонь к его лбу, но Микаш смахнул ее.

– Я серьезно. Во всем Мунгарде не сыщется никого, кто смог бы ее затмить.

– Точно болен. Любовной лихорадкой! – усмехнулся Олык.

– Все равно она даже не взглянет на меня.

– Почему это? Ты юноша статный. Не думаю, что у нее много ухажеров отыщется при таком строгом отце. Гляди, как на молодого хозяина смотрит. Будто голову оторвать хочет, не меньше. Поговаривают, доченьку свою он куда больше любит, чем разгильдяя-сына.

– Спорим? Я подойду к ней так близко, что смогу прикоснуться, а она даже не заметит.

– Ну, спорим, – Олык нерешительно пожал подставленную руку.

Микаш приблизился к одному из слуг, забрал его поднос и направился к столу на возвышении, где сидели невеста с женихом. Наглость, немного везения и капельку внушения. Ветроплавов здесь нет, и вряд ли кто-то заметит. Йорден с наперсниками так и вовсе никогда не понимали, что ими манипулировали. Микаш поставил поднос на стол и замер за спинами господ.

Неловкость между нареченными ощущалась явственно. Йорден жаловался и клял Белоземье последними словами. Принцесса злилась, поджимала губы и комкала салфетку. Он сыпал комплиментами, а она улавливала их неискренность и переводила разговор.

– А много вы их убили, ну, демонов?

Йорден стушевался.

Вот оно. Они так увлеклись беседой, что не заметят его. Микаш протянул ладонь и осторожно коснулся оголенной шеи принцессы, такой уязвимой и тонкой. Кожа была гладкая и нежная, как самая дорогая шелковая ткань. Нет, куда лучше! Аромат волос – мята и ромашка – вскружил ему голову. Конечно, он сам доводил себя до исступления своими фантазиями. Запретное желание будоражило воображение, страсть затмевала взгляд и путала мысли. Ее поцелуи наверняка были слаще меда, объятия – нежнее пуха, а ласки – горячее полуденного солнца.

– Около сотни, должно быть. Я не считал, – пролепетал Йорден.

– Мне казалось, вы только-только испытание прошли, – в голосе принцессы сквозил сарказм.

– Да… В Доломитовых горах.

– Значит, по дороге туда вы повстречали сотню демонов?

Микаш едва не рассмеялся. Ради нее он бы прошел все дороги, одолел все невзгоды, убил всех демонов, достал звезду с неба и бросил мир к ее ногам. Он бы смог! А если бы не смог, то вырвал бы свое сердце и преподнес ей на серебряном блюде.

До чего глупа и неуместна эта влюбленность!

Нет, он не станет ее тревожить. В его жилах не текла древняя кровь высокородных. Он ее не достоин.

Микаш незаметно срезал ножом прядь ее волос и сжал в кулаке. Лорд Веломри начал оборачиваться, рыская взглядом по углам. Надо уходить.

Йорден с принцессой вышли в центр зала для танца.

Микаш тем временем шмыгнул в толпу гостей. Добравшись до Олыка, показал срезанную прядь.

– Ну ты и пройдоха! – Олык похлопал его по плечу. – Держи монету, честно заслужил.

Микаш спрятал медьку в карман, а прядь положил в медальон с портретом.

– Почему он предпочитает ей служанок?

– Верность для высокородных – пустой звук. Муж спит с камеристкой, жена со слугой. А ты счастья попытай, чего сохнешь зря? Может, и понравишься ей.

– Нет, не хочу так!

Как никогда раньше, Микаш хотел быть на месте высокородного Йордена. Танцевать с ней – и плевать, что не знает ни своих, ни этих чопорных высокородных танцев. Говорить с ней, ловить восхищенные взгляды и кружить в своих руках.