Шрифт:
— В библиотеке, под кадкой с фикусом.
— Вот и хорошо, — задумчиво кивнул я и принялся размышлять вслух, это что же получается. Если разделить твою дочку на части, то ты сможешь между ними спокойно перемещать?
— Не знаю, — пожал плечами Енох, — но ты не разделял доску на части. Она в школе лежит.
— Смотри, — я вытащил щепку и продемонстрировал ошеломлённому призраку.
— А ты зачем мою доску на щепки ломаешь? — забеспокоился Енох.
— Да это случайно кусочек в кармане оторвался, — попытался успокоить призрака я, — Я, как обнаружил. Что доску забыл — расстроился очень. А потом щепку эту нашел и попробовал тебя позвать.
— И получилось! — надулся от важности Енох.
— Ага, получилось.
— Я теперь могу на расстояния перемещаться, — заявил Енох.
— А ну-ка попробуй переместиться обратно в школу, — предложил я.
Енох замерцал, замерцал, но остался рядом.
— Что?
— Не могу.
— Но сюда же ты смог попасть, — удивился я. — А почему обратно не можешь?
— Сюда ты меня позвал! — сказал Енох и я понял, что ему нужен якорь.
— А попробуй исчезнуть и потом сюда появиться, — опять предложил я.
Енох легко выполнил это.
— Хм… странно, — задумался я, — с твоими новыми способностями нам ещё предстоит разобраться. Было бы здорово разделить доску на кусочки и в разных местах спрятать. Ты представляешь — ты бы мог перемещаться на огромные расстояния! Это же как здорово!
Но Енох не разделял моего оптимизма.
— если разделить доску, я вообще могу исчезнуть, — сердито сказал он.
— Ну это твои предположения, — заметил я. — Ты и доску от пола поначалу опасался отрывать.
— Да, опасался, — сварливо вскинулся Енох, — ведь мог и исчезнуть!
— Но ведь не исчез? — хмыкнул я.
— Не исчез.
— Ну так чего это обсуждать?
— Сюда идут! — сообщил Енох и испарился.
К повозке подошел Жорж.
— Едем квартироваться, — сказал он.
— А где нам выделили место?
— Ты будешь смеяться, но здесь есть дом агрономов. Они, когда приезжают, живут в нем.
— Мы будем все вместе жить? — расстроился я.
— Да, вместе, — чуть нахмурился Гудков, он был тоже не доволен этим обстоятельством. — и девчата с нами.
— Ну это вообще ни в какие ворота не лезет, — покачал головой я. — Хоть бы девушек по домам расселили.
— Макар сказал не разделяться. Ты же сам понимаешь — настроения селян — штука переменчивая.
Мы доехали до просторного двора. В нем было несколько зданий, добротных, хорошо побеленных.
— Здесь скоро будет колхоз, — с гордостью похвастался Васька, парнишка лет четырнадцати, которого председатель выделил нам в провожатые.
Пока я помогал Жоржу распрягать лошадей, чистить их и кормить, агитбригадовцы разделили кому какие где койки. Девушкам сдвинули три койки в угол и отгородили их портьерой (той, которой я укрывался дорогой).
Моя кровать ожидаемо было у крайней стены, дальше всего от печки. Но я не расстроился, можно же закутаться в одеяло и будет нормально. Главное, что кровать крайняя и можно хоть отвернуться от них.
Агитбригадовцы разошлись репетировать, от меня сейчас толку им не было, так что я оказался предоставлен сам себе на весь вечер.
Я сбегал к Жоржу и попросил его отпросить меня у Гудкова.
— Зачем? — спросил Жорж.
— Пойду в Ольховку, — ответил я.
— Да ты погоди, потом сходишь, — махнул рукой Жорж.
— Завтра представление весь вечер, я не смогу, послезавтра — кто его знает. Что ещё будет, — не согласился я. — Никита говорил. что бунтари они, то попа побили и выгнали. То еще что-то. Где гарантия, что мы здесь надолго задержимся.
— Тоже правильно. — согласился с моей логикой Жорж. — Ладно, иди, я скажу Гудкову, что отпустил тебя дядьку искать.
— Вот спасибище, Жорж, — искренне поблагодарил я его и пошел в Ольховку.
А то еще передумают и оставят меня что-то помогать.
Я шел по селу. Под ногами шуршали сырые от тумана листья. Село было хорошее, довольно большое. Дома ровненькие, ухоженные. Видно, что жили здесь люди трудящиеся и потому небедные.
Возле одного из дворов дородная тётка отвязывала козу, что-то сердито ей выговаривая.
Я поздоровался и спросил дорогу, как пройти на Ольховку.
— А зачем тебе? — подозрительно уставилась на меня тётка и даже про козу забыла.
— Дядьку хочу найти, — сообщил ей ту же басню я, — отец говорил, что в Ольховке он жить должен. Сирота я, кроме него и нет у меня никого. Вот и хочу найти.