– Кто же?

– Гайдар! Писатель Гайдар! Да вот он идет.

Из парка шел высокий широкоплечий человек с открытым, милым лицом, в котором было что-то очень детское.

– Аркадий Петрович!
– окликнула Зоя.
– Это моя мама, познакомьтесь.

Я пожала крепкую большую руку, близко увидела веселые, смеющиеся глаза - и мне сразу показалось, что именно таким я всегда представляла себе автора "Голубой чашки" и "Тимура".

– Очень давно, когда мы с детьми читали ваши первые книги, Зоя все спрашивала: какой вы, где живете и нельзя ли вас увидеть?
– сказала я.

– Я - самый обыкновенный, живу в Москве, отдыхаю в Сокольниках, и видеть меня можно весь день напролет!
– смеясь, отрапортовал Гайдар.

Потом кто-то позвал его, и он, улыбнувшись нам, отошел.

– Знаешь, как мы познакомились?
– сказала Зоя, ведя меня куда-то по едва протоптанной снежной дорожке.
– Иду я по парку, смотрю - стоит такой большой, плечистый дядя и лепит снежную бабу. Я даже не сразу поняла, что это он. И не как-нибудь лепит, а так, знаешь, старательно, с увлечением, как маленький: отойдет, посмотрит, полюбуется... Я набралась храбрости, подошла поближе и говорю: "Я вас знаю, вы писатель Гайдар. Я все ваши книги знаю". А он отвечает: "Я, говорит, тоже вас знаю, и все ваши книги знаю: алгебру Киселева, физику Соколова и тригонометрию Рыбкина!"

Я посмеялась. Потом Зоя сказала:

– Пройдем еще немножко, я тебе покажу, что он построил: целую крепость.

И правда, это походило на крепость: в глубине парка стояли, выстроившись в ряд, семь снежных фигур. Первая была настоящий великан, остальные всё меньше и меньше ростом; самая маленькая снежная баба сидела в вылепленной из снега палатке, а перед ней на прилавке лежали сосновые шишки и птичьи перья.

– Это вражеская крепость, - смеясь, рассказывала Зоя, - и Аркадий Петрович обстреливает ее снежками, и все ему помогают.

– И ты?

– Ну и я, конечно! Тут не устоишь, такой шум подымается... Знаешь, мама, - несколько неожиданно закончила Зоя, - я всегда думала: человек, который пишет такие хорошие книги, непременно и сам очень хороший. А теперь я это знаю.

Аркадий Петрович и Зоя подружились: катались вместе на коньках, ходили на лыжах, вместе пели песни по вечерам и разговаривали о прочитанных книгах. Зоя читала ему свои любимые стихи, и он сказал мне при следующей встрече: "Она у вас великолепно читает Гёте".

– А мне он знаешь что сказал, послушав Гёте?
– удивленно говорила потом Зоя.
– Он сказал: "На землю спускайтесь, на землю!" Что это значит?

В другой раз, незадолго до отъезда из санатория, Зоя рассказала:

– Знаешь, мама, я вчера спросила: "Аркадий Петрович, что такое счастье? Только, пожалуйста, не отвечайте мне, как Чуку и Геку: счастье, мол, каждый понимает по-своему. Ведь есть же у людей одно, большое, общее счастье?" Он задумался, а потом сказал: "Есть, конечно, такое счастье. Ради него живут и умирают настоящие люди. Но такое счастье на всей земле наступит еще не скоро". Тогда я сказала: "Только бы наступило!" И он сказал: "Непременно!"

Через несколько дней я приехала за Зоей. Гайдар проводил нас до калитки. Пожав нам на прощанье руки, он с серьезным лицом протянул Зое книжку:

– Моя. На память.

На обложке дрались два мальчика: худенький - в голубом костюме и толстый - в сером. Это были Чук и Гек. Обрадованная и смущенная, Зоя поблагодарила, и мы с нею вышли за калитку. Гайдар помахал рукой и еще долго смотрел нам вслед. Оглянувшись в последний раз, мы увидели, как он неторопливо идет по дорожке к дому.

Вдруг Зоя остановилась:

– Мама, а может быть, он написал мне что-нибудь!

И, помедлив, словно не решаясь, она открыла книжку. На титульном листе были крупно, отчетливо написаны хорошо нам знакомые слова:

"Что такое счастье - это каждый понимал по-своему. Но все вместе люди знали и понимали, что надо честно жить, много трудиться и крепко любить и беречь эту огромную счастливую землю, которая зовется Советской страной".

– Это он мне опять отвечает, - тихо сказала Зоя.

... Через несколько дней после возвращения из санатория Зоя пошла в школу. О том, чтобы остаться на второй год, она и слышать не хотела.

ОДНОКЛАССНИКИ

– Знаешь, - сказала Зоя задумчиво, - меня очень хорошо встретили в школе. Даже как-то удивительно хорошо... как-то бережно. Как будто я после болезни стала стеклянная и вот-вот разобьюсь... Нет, правда, было очень приятно видеть, что мне рады, - добавила она после небольшого молчания.

В другой раз Зоя вернулась из школы в сопровождении круглолицей, краснощекой девушки. Она была воплощением здоровья - крепкая, румяная. Про таких говорят: "наливное яблочко". Это была Катя Андреева, одноклассница моих ребят.