— За последние десять лет ни одного случая, — сказал Кошкин. — Но, конечно, возможность такая присутствует. Например, если нарушителем будет сильный менталист…

— Менталист, точно! — кивнул император. — Зачем выдумывать велосипед? Пусть будет менталист, только не наш, а их. А Разумовский ему противостоял до самого конца и отдал свою жизнь, защищая императора и его подданных. Как вам черновая запись?

— Вы хотите оправдать Разумовского в глазах общественности? — удивился Державин. — Мне казалось, мы должны предать забвению его имя, как минимум.

— Игорь Всеволодович, да я бы с удовольствием, дорогой мой, — проговорил император. — Только вот я же не о нём забочусь. Я о нас с вами забочусь, чтобы наша беспечность не вылезла наружу. И желательно, чтобы никогда больше не повторилась.

— Про нас что будет в официальной версии? — спросил Державин.

— Что сработали приманкой, чтобы вывести на засланного мага. Приняли удар на себя и таким образом помогли изобличить преступника. Одним словом, правду, только правду и ничего, кроме правды. Но не всю и не до конца.

— Понятно, — криво усмехнулся Державин. — С ремонтом-то хоть поможете?

— Конечно, дорогой, конечно, — ответил император, а затем обратился к собравшимся: — Давайте сейчас оставшиеся идеи соберём, а потом мой отдел связи с общественностью слепит из этого что-то удобоваримое.

В этот момент у него на телефон пришло сообщение, и он решил прочитать его вслух.

— Пришёл в себя Сергей Скуратов. Утверждает, что не помнит последние два года. То есть всю службу под началом Разумовского.

Когда я ехал домой, меня никак не отпускало чувство тревожности. Я был напряжён и никак не мог расслабиться. Беллу, как я видел, тоже иногда колотила нервная дрожь. Только Ван Ли смотрел в окно так, словно ничего не случилось.

— Не отпускает? — спросил я Беллу.

Та молча покачала головой. Затем она покрутила кольцо на пальце левой руки.

— Перепугалась я за тебя, — сказала она. — Они же тебя реально убить хотели. Повезло, что не пришлось тебя прятать.

— Поэтому теперь после всего этого я хочу отдохнуть.

— В Крым? — улыбнулась бабушка.

— Нет, — ответил я. — Пока нет. Хочу собрать весь свой курс и ещё кой-кого и закатить грандиозную пьянку.

— А где, не решил ещё? — с хитрым прищуром спросила Белла.

— Представляешь, вообще об этом пока не думал, — усмехнулся я.

— В таком случае, предлагаю рассмотреть к уничтожению мой особняк на Патриарших.

— Ого! — я был впечатлён. — Было бы круто. А ты?

— А что я? — натурально удивилась бабушка. — За юную не сойду? Да и вообще мне надо иногда пить кровь молодых парней, чтобы сохранять молодость.

Я посмотрел на неё. Она — на меня. А затем мы вместе рассмеялись удачной шутке.

Магнус сидел перед телевизором в углу своего излюбленного бара. Такой был в каждом мире, где он останавливался. И всегда там был угол с телевизором. А по телевизору, как правило, показывали новости.

— Итак, — говорил корреспондент — мужчина лет тридцати пяти, — нам наконец-то озвучили официальную версию произошедшего позавчера в усадьбе Царицыно. Организованная группа анархистов, обученная за рубежом под прикрытием зарубежных наёмных магов-абсолютов, совершила прорыв в место празднования свадьбы. Целью была императорская семья и сам отец-император. Бывший начальник службы собственной безопасности героически ценой собственной жизни…

— Наконец-то ты поумнел, приятель, — сказал Магнус и выпил поднесённую ему рюмку.

Поняв, что утро в самом разгаре, а я ещё жив, решил спланировать сегодняшний день. Со всеми этими безумными событиями последних дней я совершенно забыл про вверенный в мои руки завод и академию магии, где последний раз появлялся примерно перед своим отъездом в Крым, который, кажется, был в другой жизни.

Вернувшись домой, переоделся и узнал расписание пар на сегодня. Мне вполне удавалось успеть ко второй. И плюс к этому занятий из второго триместра я пропустил всего-то дня два. Чудеса, да и только.

Перед выходом позвонил Михалычу. После того, как он взял трубку, ещё некоторое время я слышал только гул голосов на заднем плане. Затем исполнительный директор прокашлялся и, скорее, спросил, чем сказал:

— Алё?

— Михалыч, — сказал я. — Привет. Ты чего меня из телефонной книжки удалил?

— Так ведь это… — он был явно рад меня слышать, но всё ещё боролся с собой. — Думали, что нет уже вас всех в живых. Ездили даже на дом ваш взорванный смотреть.

— Михалыч, — проговорил я, несколько опешив, — уже второй день по телевизору крутят новости о нашем чудесном воскрешении. До вас там совсем слухи не доходят?