Шрифт:
– А ты как думаешь? – с опасными нотками в голосе спрашивает меня.
После чего он тоже начинает раздеваться. Снимает свою футболку, обнажив передо мной чертовы кубики. На мое испуганное выражение лица расплывается в насмешливой широкой улыбке.
Это нечестно.
В его глазах играют шаловливые чертики. Клянусь, приплясывают прямо там, в черствых упрямых ледышках.
Слабо улавливаю, как он приближается, ладонь рядом от меня на стену кладет, и голову набок наклоняет, чтобы было удобнее меня сканировать. Я становлюсь одним сплошным нервом. Комком оголенных проводов.
Мы слишком раздеты, и мы слишком близко. Кровь закипает в жилах, на меня накатывает ужас. И желание.
Но больше ужас.
Я на грани истерики.
– С ума сошел?! Не трогай меня! Я буду кричать! Ты не посмеешь! Извращенец! – и в доказательство начинаю орать, как никогда в жизни. – Ааааа!!! Ааааа!!!! ААААА!!!
… Аааа!!!
Таким ором совершенно точно можно разбивать окна и зеркала. Знаете, говорят, Сирены так делают. Страшная сказка из детства. Мифические русалки. Их крик может убить. Прямо сейчас я – Сирена.
– Вот так и надо было истошно орать, когда тебе шизанутая угрожала, – спокойно говорит он, и грубо впихивает мне в руки свою футболку. – Я твой парень и носить ты будешь только мои вещи, поняла? – его губы чуть дергаются. – Чего удумала себе? Что я тебя… прям тут? В больнице? Так ты сама извращенка.
Отходит, преспокойно садится на диван и начинает щелкать пультом. Как будто ничего не случилось. Свободно и расслабленно, как у себя дома.
– Ааа… – на десять тонов тише произнесла я, сминая в руках мягкую ткань. – Не поняла.
Это как он так все в свою сторону повернул?
– Что случилось?! – в палату вбегает испуганная медсестра. Шапочка с ее высоченной прически – статуи переваливается набекрень, глаза навыкат. Смотрит на меня со страхом в глазах. – Кто кричал?
– Кричал? – очень медленно хлопаю ресницами. Делаю вид, что не понимаю. И что мне совершенно не стыдно того, о чем я подумала. А подумала я, что Антон хочет… ну… не то, чтобы я тоже не хотела… точнее… конечно, я не хотела! Не важно. Будем считать, что я уже сама забыла. Обвожу палату невидящим взглядом. Боже, как же тут жарко. – Нет, никто не кричал, – пожимаю плечами. – Мы ничего не слышали.
Антон растягивается в ленивой улыбке и громко хмыкает. Ему забавно. А то я не знала. Ему же так нравятся мои реакции. Уверена, он все это специально затеял.
– Странно, – вздыхает она, поправляя шапку. – Ладно. Я уже заработалась. Ваши документы принесли. Все хорошо. И телефон, – она достает и протягивает мне.
– Что? Кто принес?
– Охрана вашего парня, – кивает на Антона, голосом выдает, как само собой разумевшееся, при этом смотрит на меня, как на дурочку и выходит из палаты.
Да, я тоже чувствую себя слегка дурой.
Руки дрожат.
Телефон выключен, и это странно, заряд был полный, я им почти не пользовалась. Кладу на тумбочку.
– Ты… – подхожу к Антону. – Как? Ты…
– Не оденешься? – поднимает на меня голову и снова небрежно осматривает с ног до головы. – Смотри, а то в этот раз реально кричать придется.
– А я и кричала реально! – кидаю ему в лицо футболку, он со смехом уворачивается. – Как ты узнал? Она тебе сказала?
Он встает с дивана, наклоняется, обжигая дыханием, и с наглой улыбкой щелкает пальцем мне по носу.
– Много знать такой малявке – вредно, – идет к двери. – Я не понял, нам же обещали обед! Я голодный, как слон.
– Я не малявка! Расскажи мне все! Ты обязан… я… ты!! Ты…
– Но я не твой герой, неМалявка, – глядит он на меня, развернувшись в пол-оборота. – Поэтому… Я. Ничего. Не обязан. Я не шучу, о том, что очень голоден, и если ты не умолкнешь и не оденешься прямо сейчас, – брови насмешливо вздергивает, – съем тебя, моя извращенка.
В его голосе звучат странные, до одури смущающие меня нотки, и голос хрипотцой, от которого я покрываюсь мурашками, багровею и тут же кидаюсь исполнять его прихоть. Напяливаю на себя его футболку, которая по размеру еще больше, чем у Ильи. Она повисает на мне, словно длинное платье клеш.
– Разве тут не должны дать халатик? Или сорочку? Ну… в больницах же обычно дают, – начинаю тараторить я, пытаясь скрыть нехилое стеснение. – Футболка – то не особо чистая, знаешь ли… – принюхиваюсь, ощущая лишь аромат кондиционера и знакомой сладости, но мне хочется, чтобы он тоже смутился, потому я морщу носик. – Ты же в ней играл, вспотел. Я видела, как с тебя стекали… капельки…
Так, это лишнее. Он может решить, что я на него пялилась.
Но ведь я и правда это делала.
И опять я хулиганка.