На столе стоит фотография семьи в рамке. Пожилые мужчина и женщина стоят в центре. Они слабо улыбаются. Вокруг них семь молодых людей и одна женщина. Я нахожу Луку и парня с фотографии внизу. Одетая в мешковатые треники, которые свалились бы, если бы я не затянула внутренний шнурок, и армейскую толстовку, я бы вписалась в команду.

Однако, чувствуя, что забрела слишком далеко в логове льва, спешу вниз и занимаюсь камином.

То, что я узнала сегодня... пока что:

Лука служил или служит в армии (последнее маловероятно, учитывая длинные волосы).

Возможно, он потерял брата или хорошего друга.

Ворчливый, но помогает тем, кто нуждается (Птичка, я).

Он не украшает дом к Рождеству.

У него достаточно кофе, чтобы снабдить целую армию.

Так что я готовлю себе немного. Через некоторое время слышу топот тяжелых ботинок по лестнице снаружи.

Мой пульс учащается, то ли от кофеина, то ли от приближающегося красавца-мужчины, я не уверена.

Дверь с грохотом распахивается. Я улыбаюсь. Лука хмурится.

Несмотря на это, мое сердце не успокаивается. И не потому, что я боюсь или нервничаю.

Его куртка делает крупную фигуру мужчины еще более внушительной. Его волосы, убранные от лица в пучок, вызывают желание развязать их и пропустить между пальцами. Его губы и щеки красные от холода...

Когда в камине потрескивает полено, мое тело распознает искру притяжения между нами и отправляет эту информацию в мой мозг.

Это влечение, которое началось в закусочной, но отступило, когда я приехала сюда вчера вечером, теперь разгорелось с новой силой под ярким утренним солнцем.

ГЛАВА 6

Насвистывая мелодию, я умолкаю.

Айви сидит за стойкой, ее серебристо-голубые глаза словно захватывают меня в столь необходимое объятие.

Этому не бывать.

— Доброе утро, — говорит она.

В ответ на ее веселый настрой я хмуро отвечаю:

— Это не так. У меня плохие новости и плохие новости.

— Разве выражение звучит не «У меня хорошие и плохие новости»?

Я ворчу.

— Ты все еще здесь.

— Я так понимаю, что плохие новости это я, — говорит Айви. Мой разум соглашается, но сердце нет.

— Мой снегоочиститель сломался, — добавляю я.

Без моей просьбы она наливает мне чашку кофе и готовит его именно так, как мне нравится. Я хмурюсь. Откуда она узнала про молоко? Может, она шпионка? Мужской голос кричит у меня в голове.

Айзек: Лука Коста, остановись. Не будь идиотом.

Я: Я не идиот...

Айзек: Ты на сто процентов ведешь себя как идиот. Она заметила, какой кофе ты пил вчера в закусочной.

Не волнуйтесь. Я не слышу голоса. Мой внутренний голос разума принадлежит Айзеку: моей правой руке, лучшему другу, технически брату, хотя мы и не были кровными родственниками. Мы пошли в армию по разным причинам: я, чтобы сбежать. Он — из-за семейного наследия — семьи, которой у него больше не было. Мы были очень разными, но я не мог представить, как буду жить без него.

Я не знаю, как выживаю сейчас.

Тем не менее, его чувства громко звучат в моей голове, борясь за место, с тех пор как Айви появилась на моем пороге. Вернее, когда Птичка нашла ее спящей в моем кресле, как раз подходящем для Златовласки.

Если бы Айзек был здесь, он бы сказал мне, чтобы я расслабился, смягчился, может быть, немного пофлиртовал. Но я приехал сюда, чтобы уйти от этого. Это мое убежище. Мое спасение от бури.

Иронично.

Я потягиваю вкусный и насыщенный кофе — ненавижу признавать, что он лучше, чем когда я его готовлю.

Айви смотрит в окно, как будто комментарий о том, что она плохие новости, задерживается в воздухе между нами и глубоко режет.

— Кстати, спасибо за это.

В моей голове Айзек говорит: «Так-то лучше».

— Это меньшее, что я могу сделать. Мне жаль, если мое присутствие тебя обременяет.

У меня вырывается еще одно ворчание, потому что не могу найти слов, чтобы сказать ей обратное. Я объясняю настоящую плохую новость, что случилось с моим плужным снегоочистителем.

— Механическая деталь, которая крепит отвал плуга к раме грузовика, сломалась. Все сложнее, чем просто прикрутить болт на место. Мне нужна новая деталь. Теперь я не могу сдвинуть с места ни грузовик, ни плуг, который блокирует подъездную дорогу.