Она кричала и не слышала своего голоса.

Только чувствовала, как его член терзает ее, ворочаясь в ее теле, скользя туда и обратно, толкаясь в глубине лона, отчего у девушки дыхание перехватывало.

Принц зажимал ее вопящий рот губами, словно поцелуи, эта нежная и страстная ласка, пришлись ему по вкусу, и он требовал от изнемогающей девушки еще и еще.

И тогда она замолкала и чуть постанывала, упрямо сжав зубы.

— Пощадите, — молила Эвита

Все ее ощущения сосредоточились там, между ног

ЕЙ казалось, что там расцветает жгучее, непереносимое, тяжелое удовлетворение, которое просто растерзает ее.

Сметет ее разум, подбросит ее до звезд и вытряхнет душу.

— Я уничтожу тебя, мерзавка! — шипел мужчина, вдалбливаясь в ее тело все сильнее, все настойчивее.

Он смотрел в ее глаза, затуманенные безумием и накатывающим волнами наслаждением, и трахал девушку все злее, пока она не выдержала и не сдалась.

Пока она снова не раскричалась в полный голос, извиваясь в его руках, сжимая спазмирующим лоном его член, отчаянно кончая.

— Негодяйка.

Удовольствие рвалось из ее груди хищным, звериным рычанием. Последние ее жалкие стоны он слизал с ее губ жадным горячим языком. Губы Эвиты дрожали, она слабо отвечала на бешеные поцелуи мужчины, вздрагивая от яростных толчков в ее тело.

— Мы могли бы начать наше знакомство куда нежнее, — выдохнул он, кода накатило его удовольствие.

Он вжался в ее тело, выдохнул горячо пульсирующее наслаждение, вздрагивая и сжимая до боли ее затылок, ее взлохмаченные волосы.

ЕГО горячие губы снова нашли ее, и теперь поцеловали осторожно, так, как и полагается мужчинам целовать женщин — лаская.

— Но ваша мать, — простонала Эвита, все еще в плену удовольствия. — Она ненавидит меня... да она и вас возненавидит, если узнает о вашей тайне. Есть ли смысл в нашем знакомстве, пока всем управляет она?

Эти слова казались девушке логичными и естественными. Она просто вспомнила об опасности, отойдя от безумства страсти. Но принц это воспринял как-то иначе.

Болезненно и с непонятной ненавистью.

Он отпрыгнул от девушки, которую обнимал миг назад со страстной нежностью, как от прокажённой.

Эвита, оставленная без поддержки, еле устояла на подгибающихся ногах, опираясь на стену.

— Я не могу! — выдохнул он гневно. Ноздри его побелели от злости и затрепетали.

Расслабленная нега испарилась из глаз.

— Чего не можете? — произнесла Эвита, выпрямляясь и стараясь стоять прямо, хотя коленки ее дрожали — Вы, согнувший в бараний рог все Цветущие королевства, не можете обуздать злобу своей матери?

— не могу! — повторил принц, торопливо приводя свою одежду в порядок.

— Не можете? Или боитесь королеву?!

— я не могу! — злобно рыкнул в третий раз принц. Глаза его полыхнули лютой яростью. —

И дело тут не в страхе перед королевой. Я не могу!

— что, умеете держать данное слово, в отличие от моего отца? — насмешливо поинтересовалась Эвита, стягивая на пруди разорванную одежду. — Присягнули на верность королеве, и вынуждены служить? Хотя она такое чудовище, что уничтожила бы и вас? И как, стоит это того? Давать слово монстрам и убийцам, а потом верно его держать и служить им? Стоит?

Принц глядел на девушку исподлобья, недобро усмехаясь.

— Да, я умею держать данное мной слово, — ответил он четко. — И оно стоит дорого. Но я не идиот, чтоб раздавать клятвы верности налево и направо. Королеве я бы точно не стал присягать.

— Даже так!

— Я же не слепой и не дурак. И иллюзий относительно ее величества я не питаю.

Вы правы — она сотрет любого в порошок, если заподозрит, что он встал между ней и властью. Даже меня.

— Однако, вы воюете под ее знаменами! И служите ей.

Принц, ядовито улыбаясь, шагнул к Эвите.

Запустил руку за ворот, вытащил какой-то неприметный черный шнурок, вроде тех, на которых носят обереги и амулеты.

Однако, шнурок был пуст

Потерт блекл, словно выцвел от долгих лет носки, с парой крохотных, неряшливых узелков, похожих на серые комочки.

Просто нитка.

— Знаете, что это такое? — поинтересовался принц, оттягивая шнурок пальцем и демонстрируя его Эвите. — Ну, вспоминайте, вспоминайте! Не делайте вид, что вы круглая дура и несчастная калека, потерявшая память.