Она хотела его также неистово, как он хотел ее.

Она была мокрая, такая мокрая, что его член скользил внутри ее тела легко и мягко. Она с готовностью раскрывалась и тут же сжималась, крепко сжимая его член, предчувствуя ослепительное наслаждение.

И оно вскоре пришло, желанное и ослепительное, высекая слезы из глаз и вырывая крики из задыхающегося горла.

Глава 17. Коронация

— И что же дальше?

Они лежали, тесно обнявшись, прижавшись друг к другу, и глядя, как призрачные алые листья текут багряной рекой по стенам.

Маше казалось, что замок стал чище и светлее. Словно осень в самом деле прошла, остудила своим дыханием бурлящий котел недобрых, грязных страстей и оставила за собой кристально-прозрачный прохладный воздух.

И настал покой и неспешное, размеренное течение жизни. Никуда не надо было спешить, бежать и нужда прятаться, таиться, отпала.

Башня оглашалась голосами слуг. Маша слышала, как они бегают по лестнице, исполняя какие-то поручения принца. Но бояться, что кто-то ворвется и застанет влюбленных, было уже не надо.

Альберт и Маша лежали в постели, томно и неспешно ласкаясь, и впервые он не поднялся напряженно и не поспешил ее покинуть после ослепительно и страстного акта любви.

— Дальше, — лениво повторил за Машей принц, поглаживая ее прохладное плечо.

— Дальше будет наша коронация.

—А… королева?

— Ее похоронят как можно скорее, — резко ответил принц и прижал Машу к себе крепче, будто боясь ее потерять. — Скорбеть не о ком.

— Неужто совсем не жаль? — тихонько спросила Маша. — Все ж, она твоя мать.

Альберт приподнял голову, глянул на девушку.

Глаза его теперь были точно не человеческие.

В глазах цвета расплавленного золота подрагивали вертикальные зрачки, и смотрелось это жутковато.

— Она была слишком жестока и труслива для королевы, — рыкнул он. — трусость ее привела к войне. Нет, это непростительно.

— А с лиданийцами что?! — всполошилась вдруг Маша и испуганно ахнула. — Они же оба мертвы!

— И что же. Они заслужили такой конец.

— Но их повелитель. Он может отомстить.

Альберт фыркнул насмешливо.

— Теперь? — уточнил он. — Когда я одним плевком могу сжечь весь его город? Ну, пусть попробует.

Маша вдруг зарделась.

До нее дошло, что сказал Альберт. Коронация.

— А разве ты, — тихо произнесла она, — не злился на меня из-за того... что…

Эвиты больше нет?

Альберт вздохнул, задумчиво глянул в потолок.

— Злился, — ответил он. — Я чувствовал себя обманутым. Женщина, которую я полюбил, оказалась не той. Она не изменилась ради меня. Она не стала со мной откровенной. Она не стала смелой ради наших чувств. Она не попыталась дотянуться до меня. Это оказалась совсем другая женщина, и я не знал, хочу ли я быть с ней. Она была прекрасна и добра, но не та. Другая. И я не знал, что чувствую по отношению к ней.

— И что же изменилось? — спросила Маша, утыкаясь носом в его плечо. — Как вышло, что ты сейчас со мной?

— Я ощутил страх — серьезно ответил Альберт — Впервые в жизни я почувствовал страх.

Я вдруг подумал — а что, если я никогда не услышу твоего голоса. Что, если ты никогда не посмотришь на меня. И я понял, что не могу с этим смириться. Не могу этого допустить. И

не хочу, чтобы ты исчезла из моей жизни. Я полюбил тебя, Мария, — он осторожно коснулся ее щеки ладонью. — Магия тебя привела ко мне. Это что-то, да значит. Точнее, значит очень много. Ты моя.

Навсегда моя. Ты будешь мой королевой.

Маша вспомнила старую королеву, злобную, желчную, издерганную.

— Но я не умею, — слабо возразила она. — Я не знаю, каково это. Там, где я была рождена, ничего подобного со мной произойти не могло.

Альберт лишь крепче обнял девушку.

— Ты должна будешь быть сильной и смелой, — сказал он твердо. — Не как моя мать.

Она так боялась, что хотела целый мир уничтожить. Но мир нужно покорять. Приручать, как сильного зверя.

— Это трудно.

— А что легко? Ничего не бойся. Ты будешь не одна. Мы будем вдвоем. Вместе.

— Послушай, — изумленно вдруг спросила Маша, подняв голову с плеча мужчины и заглянув ему в лицо. — Но как так вышло, что королева пленила тебя?! Ты ведь дракон.

Самое сильное существо в этом мире!

Альберт вздохнул.

Напоминание о неволе жгло стыдом его душу, но не ответить он не мог.

Между ними, будущим королем и королевой, не должно было быть недомолвок, тайн и неловкого стыдливого молчания.