А Михальников... Сволочь он был, причем сволочь умная, скрытная и неторопливая. Сковал мне руки, все намекал, что я замазан. Хотя неизвестно, сам-то что здесь торчал? По какой такой причине пошел в монахи? Не за Айну ли он мне мстил? Он, дескать, ее привез, а я пользуюсь. Ну да ему, пока я здесь, этот кусочек не отломился бы. Айнушка — баба чудесная, только подвоспитать ее треба.

С самолетом мне повезло. Хотя летчики, с которыми я вернулся, были незнакомые. Я их еле уговорил взять меня на борт. Крюк, впрочем, пришлось им сделать небольшой — геофизики ковыряются всего километрах в тридцати от нас. Самолет сел, а пилот даже мотор не выключил — машет мне: «Вываливайся!». Я выгрузился, а «Антон» как поддаст струей — и побежал по нашенскому такыру. Проводил я его взглядом, оборачиваюсь и вижу: бежит ко мне через пески Айна.

Нет, подумал я, все-таки люблю я свою Айнушку: так дрогнуло сердце, когда увидел. Уж так она рада мне была, вся в своих радостных этих слезах, обнимает, целует, господи помилуй... Страсти-мордасти, прямо кино. Будто уезжал от нее не на два дня, а на два года.

— Ты что? — спрашиваю. — Думала, не вернусь?

Не ответила, уткнулась носом в грудь, и показалось мне в ее поведении что-то неладное. Дал я ей сумку и велел идти домой, ждать меня. И смекнул, что в мое отсутствие, видать, на метеостанции не обошлось без событий. Точно: первое подтверждение я получил от Сапара. Бросился он ко мне навстречу, как собака к хозяину, чуть не скулил от радости.

— Володька, хорошо! Приехал! Ай, молодец!

Взяли мы с ним вдвоем ротор, и тут он мне сказал, приглушив голос:

— Скандал мы делали. Ай, пьяные были, Айнушку обижали.

— Разберемся.

Бросили мы железку в сарай, и я пошел к начальнику — отчитаться за поездку и, между прочим, поговорить о разном. Слышу окрик: «Володя, на минутку». Похоже, Юрик караулил момент, когда я направлюсь к Старику: вынырнул из своего окна, как черт из табакерки.

Я подошел. Он отогнул край одеяла, сел на подоконник и огляделся.

— Здорово, — сказал я ему не слишком приветливо, но руку, правда, протянул. Он быстро пожал ее и снова оглянулся.

— Володя, ты знай, что на меня... — Он замялся, покраснел и быстренько закончил: — В общем, я на твоей стороне. Ты можешь рассчитывать, если что...

— Если что? — переспросил я скучным голосом, будто ни о чем не догадываюсь. Я всегда его так сбиваю, этим холодком.

— Не знаю, — буркнул он сердито. — Мало ли что.

— Ах, вон оно что-о-о, — дурашливо протянул я. — Ну, тогда, конечно, само собой разумеется. Однако бывай, дела, брат...

Зачем я его заводил, не знаю. Наверное, потому, что сам готовился к схватке, приводил себя в боевую готовность.

Короче, сделал я Юрику ручкой, повернулся спиной и пошел к крыльцу. Деликатненько постучал в дверь и услышал насмешливый голос начальника:

— Не валяй ваньку, заходи!

Он сидел на кровати в одних трусах. В черных, семейных. Небритое лицо его оплыло — то ли от пьянки, то ли от сна. Поскольку Старый и виду не подал, что хочет поздороваться — руками оперся о кровать, шею набычил, — я не подошел, стал у порога.

— Как слетал? Ротор привез?

— Слетал хорошо и ротор привез.

Ответил я дипломатично, вежливенько так. Взял табурет, сел напротив него.

— Что новенького в управлении? — без интереса спросил Старый.

Я пожал плечами.

— Да ничего особенного. Гуськов ушел на пенсию, пока не заменили. Из Сары-Молла Павел Морозенко переезжает в Айкалу, уже приказ есть.

— А в Сары-Молла кого начальником?

Спросил и на меня зыркнул.

«Догадлив ты, прохиндей, — подумал я. — И умен. В одной берлоге нам с тобой не жизнь».

— Да так, пока прикидывают, кого бы... — ответил я спокойно. — Мне вот предлагали.

— И что ты? — Он даже привстал.

— Сказал, подумаю.

— Нечего и думать! — Он разозлился. — Нет никакой нужды тебе уезжать.

«Вот тебе и на! — изумился я. — Чего-чего ожидал, только не такого. Он же спит и видит, как меня выпихнуть!».

Начальник смотрел на свои босые, не шибко чистые ноги и думал.

— Оставайся в Бабали, — сказал он хмуро. — Вместо меня. Я решил уехать...

Невероятно! Впрочем, может, он темнит? Или хочет куда поблизости?

— Поблизости? — повторил я вслух.

— Нет, совсем из Каракумов. В Россию, в общем... — Помолчал и вяло добавил: — Надоело...

И как-то он сразу на глазах обмяк: и плечи обвисли, и складки на лице расплылись. Хотел еще что-то сказать, но махнул рукой: а, ладно, мол...

Я мгновенно сшурупил: вариантик вполне подходящий. Даже идеальный.

— Значится, тоска по родине взяла. Понимаю, — сказал я, чтобы только не молчать.