Шрифт:
IX
В эту ночь дом Филиппа Павлыча караулил Демид. Вызвали его еще накануне из Кунавина, с завода. Никому Рыхлый не верил так, как своему старому другу.
Медленно, неторопливо прохаживался Демид по переулку около дома, поглядывая по сторонам. Дело-то, конечно, не его - сторожить покой хозяина. Вот уж два года, как он работает кузнецом на заводе у Рыхлого. Отдан властями в зажив преступления Филиппу сроком на десять лет со взносом за это в казну Монастырского приказа (Рыхлым) двухсот рублей.
"Что поделаешь?! Хозяин - владыка. Какую работу заставит делать, такую и будешь". Так раздумывал Демид, бродя по переулку вдоль хозяйского дома.
Вдруг он услыхал какой-то шорох. Будто кто-то подкрадывался, шуршал в кустарниках Почаинского оврага.
– Эй, кто там?!
– окликнул Демид.
– Мы.
– Кто вы?
Из кустарников вылезли цыган Сыч и отец Карп.
– Здорово, брат!
– Ты откуда?
– Из степей. С Урала, кречет мой...
– Почто пожаловал?
– Проведать товарищев.
– Сыч понизил голос.
– Слыхал?!
– Нет. А что?
– Фильке, сукину сыну, усадьбу царь подарил...
– Филиппу?
– Да. Дворянином хотят сделать. Надо его поздравить.
– Ты бы днем. Почто ночью?
– Днем нам нельзя.
– За что же усадьбу-то?
– Людей ковал. Помог скиты зорить.
– За это?
– Демид нахмурился. Тяжело задышал.
– Теперь ты и завовсе рабом его станешь.
– Да правда ли это? Не брехня ли?
– Поп!
– дернул Карпа цыган.
– Поклянись по уставу...
– Именем господним, адом преисподним, всей своею казною, Филькиной женою да своею бородою клянусь, что кто попу не сын, тот сукин сын, и тот на Руси дворянин, кто за всех один...
Сыч рассмеялся.
– А я скажу тебе, Демид: белые ручки чужие труды любят. Вот и Филька теперь становится белоручкой...
И, вынув из-под полы нож, отдал его Демиду.
– Возьми... "Поздравь" его сам.
– Кого?
– Фильку. На вашей крови, да на твоих слезах, да на льстивых речах добыл себе царскую награду. Расквитайся!
Демид протянул руку. И не успел еще одуматься - зачем он руку протянул, как нож был уже у него. Удивился сам на себя Демид, но сердце его негодовало на Фильку; стало тяжело Демиду дышать: "Филька - угодник царев!"
– Поп, благослови!
Отец Карп перекрестил Демида.
– Ополчайтесь, убогие, на врази своя... Истребляйте, смерды, господ ваших, а наиболее - подобных Фильке, поганому предателю, асмодею... Глушите их! Глушите их...
Дальше Сыч со злобою начал нанизывать матерные слова.
– Верши!
– сказал он вразумительно Демиду.
– И приходи после сего к нам, к Везломскому перевозу, там наша галера в ивняке упрятана. Увезем и тебя...
И оба скрылись опять в чаще кустарников Почаинского оврага.
Демид хотел было броситься за ними, но их и след простыл. И остался он один-одинешенек со своею страшною мыслью и клинком в руке. Вспомнилась ему прежняя его дружба с Филькой. Какой хороший тогда был человек! И не узнать, и не понять теперь его, что с ним стало. Будто черт поселился внутри Фильки! Вспомнил он и своих разоренных единоверцев, керженских скитожителей, диакона Александра, и страшно ему стало жить.
А тут начали палить пушки, трезвонить колокола - мороз прошел по коже Демида: "Филька там, с ними... заодно с царем, с Питиримом, со всеми врагами... Филька - его господин... Может выпороть его, сгноить в тюрьме".
Демид помолился двуперстно на небо. Он искал глазами там чего-то, а небо было пусто... С Волги доносился грохот, шум.
Демид погладил лезвие... Дунул на него. Обтер рукавом.
После того как на берегу стихло и с нагорья Демид увидел уходящие вдаль, на низы, громадные полотнища парусов, он спрятался в кусты. В доме спала взятая Филиппом к ребенку мамка. Окна в горницах были завешаны белыми занавесками. Пес мирно дремал на дворе у конуры. Пахло весеннею землей. Тоненько пищали над самым ухом комары, не давая покоя Демиду, да соловьи разливались в почаинских кустарниках по оврагу, терзая сердце.
Но вот послышались голоса. Возвращались по домам купцы, проводив царя. В их числе, с женою, шел и Филипп Павлыч.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
– Демид!
– крикнул Филька.
Тишина.
– Демид!
– повторила за ним Степанида.
Демид не шелохнулся.
– Демид, чертов сын! Где ты?
– начал сердиться Филипп.
– Вот тебе и надежный твой слуга. Не послушался меня! Не надо было его звать из Кунавина...
– сказала Степанида.