По умению совершать внезапные ходы, острому чувству времени и умению развить такую маневренность, которая способна парализовать сопротивление, трудно найти современный аналог Роммеля, за исключением Гудериана – премьера блицкрига. Позднее схожие качества во время войны продемонстрировали Паттон и Мантейфель, однако сравнительная оценка затруднена вследствие более ограниченного масштаба их операций. Так же обстоит дело и с оценкой прошлого, где инструменты были настолько различны, хотя нам известно, что Зейдлиц, Наполеон и Бедфорд Форрест обладали выдающимися способностями достигать внезапности за счет быстроты, и хотя аналогичный динамизм можно увидеть у великих монгольских полководцев, таких как Чингисхан и Субэдэй. Тайна этого сочетания никогда не проявлялась так ясно, как в «Записках» Роммеля.

Стремясь вывести из равновесия противника, командир сам не должен терять равновесия. Он должен обладать тем качеством, которое Вольтер назвал краеугольным камнем успеха Мальборо, – «это спокойное мужество посреди суматохи, это душевное спокойствие в опасности, которое англичане называют хладнокровием». Однако к этому ему следовало добавить качество, точнее всего сформулированное французами как le sens du praticable – чувство того, что возможно и что невозможно – тактически и материально-технически. Сочетание обоих этих «охранительных» качеств можно назвать силой хладнокровия. Пески истории усеяны обломками прекрасно продуманных планов, рухнувших из-за их дисбаланса.

В связи с этим качеством Роммеля возникает много вопросов. Наряду с огромным мужеством он обладал так называемым артистическим темпераментом и, как показывают его письма, был склонен колебаться от экзальтации до депрессии. Более того, и в высшем штабном, и в собственном кругу его часто критиковали за то, что он недостаточно учитывал трудности снабжения и в стратегическом плане предпринимал больше, чем позволяли материально-технические возможности. В ряде случаев ход боевых действий такую критику оправдывал. С другой стороны, документы показывают, что в риске, на который он шел, был более глубокий, чем виделось поверхностному наблюдателю, расчет. Он требовал больше возможного по «штабным» меркам, поскольку таков был наиболее вероятный способ добиться больших результатов в новых стратегических условиях. Хотя временами эта стратегическая политика терпела неудачу, примечательно, насколько часто ему удавалось больше, чем возможно при любом нормальном с материально-технической точки зрения расчете, и, как следствие, достигались результаты, иначе никак не достижимые.

Наконец, в ряду всех прочих отличающих великого полководца качеств стоит подлинная сила лидерства командира. Это система зажигания боевой машины, при неисправности которой никакие навыки вождения не помогут. Именно благодаря великому лидерству командира войска вдохновляются на большее, чем кажется возможным, расстраивая «нормальные» расчеты противника.

Эти качества Роммеля как «великого полководца» несомненны. Раздражавший штабных офицеров, он вызывал поклонение в боевых частях и добивался от них на поле боя того, что выходило далеко за пределы любого рационального расчета.

Б.Г. ЛИДДЕЛ-ГАРТ

После смерти моего отца осталось немало накопившихся во время его походов документов. Армейские приказы, оперативные сводки, ежедневные донесения Верховному командованию – помимо этих официальных документов, он оставил ряд больших тетрадей, включающих его личный дневник и подробные заметки о французской кампании 1940 года и о войне в пустыне.

После Первой мировой войны мой отец опубликовал книгу по пехотной тактике, основанную преимущественно на собственном опыте. Работая над книгой, он обнаружил, что сохранил мало необходимых документов; не слишком помогал и дневник: нем самые важные периоды отмечены большими лакунами, когда отец был слишком занят сражениями и для ведения дневника просто не хватало времени.

Отец, несомненно, намеревался опубликовать еще одну книгу о военных уроках, извлеченных из собственного опыта Второй мировой войны, и с новыми записками решил избежать такого же невыгодного положения.

С момента пересечения границы и до мая 1940 года он принялся вести личные записи о своих операциях, которые обычно ежедневно диктовал одному из своих помощников. Всякий раз, когда позволяло затишье, он готовился к более взвешенной оценке произошедшего.

Он сохранил все свои официальные приказы, отчеты и документы. Вдобавок были сотни карт и эскизов операций, которые он или его сотрудники нарисовали цветными мелками, причем некоторые из них были аккуратно и точно обведены тушью, также были наброски карт, предназначенные для иллюстрации последующих произведений.

По мере того как события принимали менее благоприятный оборот, отец все больше беспокоился о том, чтобы объективное описание его действий сохранилось после его возможной смерти, чтобы его намерения нельзя было неверно истолковать. По возвращении из Африки он работал над своими бумагами в строжайшей тайне, диктуя или давая черновики для перепечатывания на пишущей машинке только моей матери или одному из своих адъютантов. По возвращении из Франции в августе 1944 года он начал писать отчет о вторжении, но уничтожил его, когда стало ясно, что его подозревают в соучастии в заговоре 20 июля. Вместе с тем некоторые бумаги, которые он, несомненно, сжег бы, будь у него время, сохранились.

Отец был страстным фотографом. И опять же ради своей книги он вернулся после Первой мировой войны в Италию, чтобы сделать фотографии мест, где воевал в 1917 году, требовавшиеся ему для тактических зарисовок, однако задача оказалось нелегкой, потому что итальянцы не приветствовали немецких офицеров с фотоаппаратами на своей приграничной территории. Мой отец путешествовал на мотоцикле с моей матерью как «инженер». Для книги, которую он планировал написать о Второй мировой войне, он намеревался хорошо запастись фотографиями и сделал их буквально тысячи, и в Европе, и в Африке, в том числе большое количество цветных. Фотографировал он только во время движения вперед, как он сказал мне однажды: «Свое собственное отступление я не фотографирую».