В своей вере, дедуктивных методах рассуждения и в безоговорочном принятии современной этики Колумб, безусловно, оставался человеком Средневековья, но в лучшем смысле этого слова. В готовности же воплощать мысль в действие, в живом любопытстве и точном наблюдении за природными явлениями, в радостном чувстве приключений и желании завоевать богатство и признание он был современным нам человеком. Этот дуализм превращает характер и карьеру Колумба в загадку для недалеких и служит поводом для восхищения у проницательных. Именно такой подход раскрывает большинство так называемых «тайн», «вопросов» и «проблем» Колумба, которые для его современников не были ни первым, ни вторым, ни третьим, а являются лишь порождением неверующих глупых педантов, никогда не знавших радости морских приключений.

Лично меня более всего волнует Колумб действия, Колумб-первооткрыватель, державший в руке ключ к будущему и точно знавший, в какой из миллиона замочных скважин следует его повернуть. Без всякого сожаления я оставляю его «психологию», «мотивацию» и все подобное другим исследователям. И все же, когда каравеллы плывут по тропическим морям к новым и все более чудесным островам, к высоким, покрытым горными гребнями берегам земной тверди, где длинные волны пассатов вечно разбиваются и ревут, я не могу забыть о бесконечной вере, толкнувшей этого человека вперед во благо будущих веков. Именно поэтому, и для Европы, и для Америки – не важно, я осмеливаюсь закончить свой пролог молитвой, с которой Колумб начал свой труд:

Перед тем как отправиться в Третье плавание в Новый Свет, Колумб совершил юридическую процедуру «майората», то есть установление порядка перехода принадлежащего ему имущества, титулов и привилегий. При этом он поручил своим наследникам «всегда трудиться во имя чести, благосостояния и приумножения города Генуи». В Генуе должен быть сохранен дом, доступный любому члену семьи Колумба, «чтобы он мог жить там с честью и иметь опору, будучи его уроженцем, как и я сам». Преемникам поручалось создать фонд в знаменитом банке Святого Георгия в Генуе, в этом «благородном и могущественном городе у моря».

Можно предположить, что эти четкие заявления Адмирала не оставляют никаких сомнений относительно его национальности и места рождения. Более того, ранние биографы Колумба – Фернандо Колумб и Бартоломео де Лас Касас [9] – неоднократно утверждали о месте рождения будущего мореплавателя. Питер Мартира из Барселоны вскоре после прибытия туда первооткрывателя в 1493 году назвал его «Christophorus quidam Colonus, vir ligur» [10] , а «лигур» по-латыни означает «генуэзец»; Андрес Бернальдес [11] из Севильи, человек, у которого Колумб останавливался после своего Второго путешествия, начинает свой рассказ о великом открытии так: «Был человек из земли Генуи… по имени Кристобаль Колон»; епископ Джеральдини, который встретил Колумба в Гранаде в 1492 году, пишет, что он был «из Генуи, города Лигурии»; венецианец Анджело Тревизан, знавший Колумба по Испании, в 1504 году писал: «Христофор Колумб, генуэзец, высокий мужчина, хорошо сложенный, румяный, с большим творческим талантом».

Четыре генуэзских летописца называют Колумба своим соотечественником, и в каждом случае, когда речь шла о его национальности, было записано «генуэзец». Кроме того, ни один из многих современников, упоминающих Колумба, не называет его иначе, как «генуэзец» или «итальянец». Вскоре после смерти Адмирала в правительстве было предложено отменить привилегии, гарантированные наследникам, на том основании, что он был иностранцем. В течение последующих трех столетий шел спор о месте рождения: родился ли Колумб в городе Генуя или в каком-то другом городе Генуэзской республики.

За большинством этих попыток исказить истину стоял преувеличенный национализм. Кастильская гордость не хотела признавать, что Колумб и Магеллан, два величайших мореплавателя, плававшие под флагом Льва и Замка, были иностранцами. Хотя ведущие испанские историки признавали факт генуэзского происхождения Колумба, более мелкая сошка продолжала усердно разрушать то, что называлось «традиционной генуэзской линией». В этих случаях, как правило, утверждалось, что Колумб был либо чистокровным испанцем, либо каталонцем, либо евреем испанского или каталонского происхождения.

Самым сенсационным вкладом в этот извращенный испанский патриотизм стал факт обнаружения документов в галисийском Понтеведре, якобы описывающих местное семейство неких Колонов, чьи христианские имена соответствовали генуэзским Коломбо. Документы, найденные в этом городе и вызвавшие преждевременную радость в испаноязычном мире, послужили причиной основания многочисленных обществ «Колумбийской Испании». Ряд последующих тщательных проверок уважаемыми и компетентными испанскими историками доказал, что значимые христианские имена были вставлены много позже, а сами документы тем или иным образом искажены и подретушированы (мягко говоря), чтобы связать Колонов из Понтеведра с семьей первооткрывателя. Даже Сальвадор де Мадарьяга [12] совсем недавно, собрав немало гипотез и полунамеков, не подкрепленных такими вульгарными вещами, как очевидные факты, представил Колумба потомком каталонцев-беженцев из числа обращенных евреев.