– Ты хоть понимаешь, что со мной руководство сделает, если узнает, что я участвовал в несанкционированном митинге, да ещё и с плакатом “Долой мусорской беспредел”?!

Последнее замечание пришлось очень кстати, потому что художник сего шедевра открыл было рот, чтобы возразить, но, наткнувшись на наши кислые физиономии, тут же примолк, покраснев до самых кончиков ушей и проблеяв себе под нос: “Не, ну а чё...”.

– Молчи, - назидательно велел ему Павел.
– Лучше молчи, иначе я тебе точно тут беспредел устрою.

– Всё настолько серьёзно?
– прижав пальцы к губам, вернулась я к нашим баранам.

– Хуже. Я бы на твоём месте пока помалкивал на тему кто ты и откуда, потому что вас, учителей, и за меньшее увольняют.

– Но ведь мы ничего не сделали!

– Ты это тёткам скажи, которые полуголыми фоткались.

– Никто не фоткался полуголыми. Там же купальники были.

– А вот лучше бы сфоткались, хоть какое-то удовольствие получили бы от ситуации…

И тяжко вздохнув, он зарылся своей пятернёй в волосы. А до меня наконец-то начал доходить масштаб нашего бедствия.

Полчаса назад нас и толпу шумных тинейджеров доставили в ближайшее отделении полиции, где потихоньку начинали выяснять личности участников “милого” сабантуя. До нас очередь ещё не дошла, видимо, в приоритете всё-таки стояли несовершеннолетние, а Глебу, который всё время прятался за моё плечо, пока просто везло.

Впервые за всё время нашего пребывания здесь я задумалась о последствиях, которые реально могли аукнуться нам с Павлом. До этого во мне жила святая уверенность, что мы ничего не сделали, поэтому и волноваться нечего, но реакция Савицкого подсказывала, что я глубоко заблуждалась.

– Паш, а что нам делать?

– Сидеть и ждать!

– Чего?

– ЧУДА!?

И мы действительно сидели и ждали. Правда, не уверена, что именно чуда, на мой взгляд, у Савицкого был некий план, в который посвящать он меня не собирался. Он вообще, казалось, абстрагировался ото всего, откинув голову назад и прикрыв глаза.

Глеба заставили вызвонить родителей, а нам всё так же велели ждать. Количество “задержанных” начинало редеть, за многими приезжали родственники, каждый из которых считал своим долгом устроить публичную порку (то есть разбирательства) прямо на глазах присутствующих, видимо, чтобы никто не сомневался, что они занимаются должным воспитанием своих отпрысков.

Поэтому гам стоял такой, что у меня порядком разболелась голова.

А потом приехали родители Глебушки, и мы все выхватили новую порцию веселья. Особенно я, когда попалась на глаза обычно сдержанной и собранной Инне Викторовне - матери Глеба. У той аж зрачки расширились, когда она увидела, кто сидит рядом с её сыном. У нас с ней всегда были вполне неплохие отношения, но сегодня женщине, скорее всего на почве нервных переживаний, взбрело в голову, что это я втянула парня в какую-то авантюру. Мы даже поскандалили. Ну как поскандалили… Я-то в принципе молчала, а вот Инна Викторовна методично, долго и нудно отчитывала меня на тему как это непорядочно - вовлекать неокрепшие умы во всякого рода протесты. А ещё я старалась не морщиться, когда её голос давал сбой и подпрыгивал вверх на пару октав.

Пашины коллеги с нескрываемым интересом слушали нас, делая какие-то свои выводы и светясь от счастья, что всё так удачно сошлось.

Когда все закончилось и вся молодёжь была разобрана, к нам подошёл уставшего вида старлей и поинтересовался:

– Ну, господа-агитаторы, кто первый пойдёт?

На часах уже было далеко за десять, я была уставшая, голодная и воняла рыбой. Поэтому в этот момент я была готова сознаться в чём угодно, даже в убийстве Кеннеди, лишь бы нас поскорее отпустили. Сделав глубокий вдох, я начала подниматься на ноги, но Савицкий меня опередил, через плотно-стиснутые зубы скомандовав: “Сиди жди”. И подскочив с лавки, последовал за старлеем.

Их не было больше часа. За это время я успела окончательно отчаяться и впасть в зыбкое оцепенение, даже моргать начала как-то заторможенно. Пару раз в коридоре мелькал тот самый старлей, но вот Паши видно не было.

Он появился неожиданно. Вполне благостный и слегка пьяный, в компании двух грузных дядек, один из них был в форме майора, а другой просто был… обычный, в меру серьёзный и ничем не примечательный. Они шли, о чём-то негромко переговариваясь и улыбаясь, остановились лишь у моей лавочки.

– Ладно, Паш, давай. Домой уже охота, жена обещала, что если чаще двух раз в неделю буду приходить после полуночи, она со мной разведётся, - хохотнул тот, что без формы.

Савицкий протянул ему руку, обмениваясь рукопожатием, после чего настала очередь майора.

– Ладно, забирай свою даму, и шуруйте уже отсюда.

– Спасибо за всё, Александр Петрович, - кивнул ему Павел.

– Сочтёмся, - пообещал ему дядька, краем глаза скользнув по мне, но ничего не сказал, после чего оба мужчины удалились, оставив нас с Савицким вдвоём, если не считать офицера, чьё лицо виднелось за стеклом дежурного помещения.