Не сомневайтесь же из-за смирения и незлобия его, ибо это корень и основание всякого настоятеля, как пишут святые отцы: «Да будет настоятель с братьями смирен, кроток, незлобив, тих, способен с легкостью всякие укоризны сам первый перенести, если бы они случились от кого-либо по навету противника, чтобы мог он и братьям подать собой образ терпения и целомудренного жития». Не сомневайтесь из-за того, что он по видимости не может хорошо знать управления: силен Бог устроить это через иных братьев. Самое же нужное для общего спасения — уметь хорошо благоустраивать души братьев по заповедям Господним и учению святых отцов. Не надо сомневаться из-за того, что он немощен телом, тогда как здрав духом, здрав в рассуждении духовном. Потому, отцы пречестные и братья о Господе возлюбленные, мысленно к ногам всех вас припадая, со слезами молю: не презирайте моего совета, хотя я и недостоин, но примите Богом дарованного вам пастыря и наставника, всечестного отца Алексия, и не желайте больше никого иного до конца жизни его. Хотя бы и сам он не хотел настоятельства и отказывался от начальства, со всяческим смирением умоляйте его и против его желания; зная слабость здоровья его, не требуйте от него трудов телесных выше его силы, но покойте во всем, чтобы прежде времени не истощил он силу здравия телесного и братия не лишилась пользы. Довольно для него сидеть больше в келии, храня свое здоровье, и читать книги душеполезные, чтобы мог вовремя подать братии подобающий совет, здравый и душеспасительный.

Также и во внешнем управлении хозяйством не презирайте его, как плохо знающего, но во всяком начинании, на всякое дело всегда благословение и совет от него принимайте со всяческим смирением и извещением его о деле, хотя бы и казалось какому-нибудь брату в том или ином деле, что не нужно спрашивать отца, так как брат и сам знает и может. Ибо это от врага. От Бога же и от святых отцов то, чтобы во всяком деле, хотя бы и очень опытен был брат, прежде спрашивать настоятеля и не принуждать его к согласию, но оставить всё на его рассуждение и волю, ибо подобает брату совершенно смирить свой помысл и, словно крайнему невежде, подойти к отцу и спросить, есть ли на это позволение его и благословение, и так по воле его начать дело. Тогда Бог, видя смирение и истинное послушание брата (без смирения же нет и послушания), вразумит Духом Своим Святым сердце настоятеля дать ответ и совет полезный, а послушнику поможет невидимой Своей благодатью в начатом деле. Если же настоятель добровольно ответит: «Делай как знаешь», тогда со страхом Божиим, полагаясь на молитвы его, должно начать, как Бог вразумит. Исполнив же послушание, внутри или вне обители, или возвратившись из отлучки, должно вновь прийти к отцу и, исповедав до тонкостей всё сделанное, припасть к ногам его, прося прощения за то, в чем согрешил в святом послушании, ибо нисколько ни в чем не согрешать свойственно одним лишь ангелам.

Также друг перед другом должно смиряться, и друг друга предпочитать, и иметь любовь по Богу между собой — и да будет у вас по благодати Христовой одна душа и одно сердце.

Если услышу и узнаю о таком вашем устроении, возрадуюсь и прославлю Бога Преблагого, и буду молить Господа, да подаст Он вам по Своей неисчислимой милости крепость и силу для сохранения в совершенстве Божественных Его заповедей, и буду всячески, сколько есть сил, помогать вам в душевных и телесных нуждах и обитель вашу, по общему вашему желанию, считать словно своей.

Для управления же экономического посылаю ныне отцу Алексию двух братьев: отца Матфея и отца Дионисия, которые, надеюсь, будут великой помощью для всей святой обители.

Предложив это любви вашей с надеждой на богоугодное ваше преуспеяние в исполнении заповедей Господних, остаюсь здравия и спасения вам желающий иеромонах Паисий, старец Драгомирнский.

Всечестной господин, иеросхимонах отец Агафон, начальник святой Поляноворонской обители, со всей о Христе братией, спасайтесь о Господе!

Писание святыни вашей вместе с донесением святых отцов собора вашего на иеромонаха Феопемпта, хулителя отеческих книг преподобных и богоносных отцов наших, научающих умному деланию, то есть молитве Иисусовой, я с радостью получил через возлюбленного о Господе брата нашего духовника Иакинфа. И, всё в них написанное уразумев, прославил Бога за то, что и в эти последние, плача и рыдания достойные времена, в которые едва ли не совсем угасли в монахах божественная ревность и любовь к книгам отеческим, научающим истинному деланию Божественных евангельских заповедей и священной молитве Иисусовой, единым умом в сердце совершаемой, у вас, по Божественному смотрению, и доныне имеются упомянутые ревность и любовь к книгам отеческим и их душеспасительному учению об этой молитве.

Побуждаемые этой божественной ревностью, вы, собравшись в святую церковь, призвали того хулителя, чтобы он дал ответ за свои хуления. Но, поскольку он не послушался и не захотел прийти в церковь, вы были вынуждены пойти к нему в келию и спросить его, почему он вас называет еретиками. Он же, отвечая всем вам, называл все книги отеческие химерами, вас всех — прельщенными, а молитву Иисусову — ересью, которая якобы произошла из Мошенских гор, и прочее изблевал хульное и лживое, бессмысленное и безумное свое блудословие. А на увещание духовное нашего духовника Иакинфа, чтобы тот перестал хулить учение святых отцов и священную Иисусову молитву, он те же свои хуления повторил. Вы же, святыня ваша, видя его нераскаянный нрав и непрекращающееся хуление, с изволения святых отцов и братьев, пишете ко мне, называя себя сиротами, и просите в этом деле вас не оставить. Дело же это хотя ко мне и не относится, потому что святая обитель ваша не зависит от меня, но ради любви Божией, видя вашу ко мне, недостойному, по Богу веру и любовь, видя и ревность вашу божественную к этой всесвятой молитве и книгам отеческим, а также соболезнуя скорби и печали, наносимым душам вашим хулениями на такую святыню, решил я поведать вам нечто об этой хуле, откуда в наши времена она берёт начало.

Когда мы только пришли со Святой Горы Афонской в эту православную, христианскую и более прочих земель страннолюбивую и странноприимную Молдовлахийскую землю, то я, пребывая еще в Драгомирнской обители, услышал, что из Мошенских гор от некоего суеумного философа-монаха не молитва Иисусова, святая и священная, проистекла, которую он хулит на свое вечное (если не покается) осуждение и ересью называет, но явилась прескверная, и всемерзостная, и слухом нашим до сих пор неслыханная, нестерпимая хула на эту всесвятую и пренепорочную, умом в сердце совершаемую Иисусову молитву, и на всех святых отцов, и на святые книги их, об этой святой молитве учащие. Той хулой — ибо диавол говорил его устами — некоторых скудоумных монахов он настолько повредил, что они и книги отеческие, привязав к ним кирпичи, в реке Тясмин дерзнули потопить. Еще же, не довольствуясь тем, чтобы одним лишь своим всескверным языком произносить хулы, он возымел намерение и рукой, письменно, хулить и опровергать это божественное делание молитвы и книги отеческие, о нём учащие, но тотчас ослеп, потому что Бог не допустил, чтобы злое его намерение осуществилось на деле.

Но с того времени даже и доныне, как видим, не истребилось еще до конца хуление это, которое явилось от этого хулителя. Да обратит его Бог на истинное покаяние, дабы не погиб он на веки с проклятым еретиком Варлаамом Калабрийским, первым хулителем этой священной Иисусовой молитвы, которого Церковь Божия соборно трижды предала анафеме и до сих пор каждый год в святую Неделю Православия предает, и до скончания мира предавать будет такими словами: «Варлааму, и Акиндину, и последователям, и преемникам их — анафема (трижды)».